День проходил, как всегда:В сумасшествии тихом.Все говорили кругомО болезнях, врачах и лекарствах.О службе рассказывал друг,Другой – о Христе,О газете – четвертый.Два стихотворца (поклонники Пушкина)Книжки прислалиС множеством рифм и размеров.Курсистка прислалаРукопись с тучей эпиграфов(Из Надсона и символистов).После – под звон телефона —Посыльный конверт подавал,Надушенный чужими духами.Розы поставьте на стол – Написано было в записке,И приходилось их ставить на стол...После – собрат по перу,До глаз в бороде утонувший,О
причитаньях у южных хорватовРассказывал долго.Критик, громя футуризм,Символизмом шпынял,Заключив реализмом.В кинематографе вечеромЗнатный барон целовался под пальмойС барышней низкого званья,Ее до себя возвышая...Всё было в отменном порядке.Он с вечера крепко уснулИ проснулся в другой стране.Ни холод утра,Ни слово друга,Ни дамские розы,Ни манифест футуриста,Ни стихи пушкиньянца,Ни лай собачий,Ни грохот тележный —Ничто, ничтоВ мир возвратить не могло...И что поделаешь, право,Если отменный порядокМилого дольнего мираВ сны иногда погрузит,И в снах этих многое снится...И не всегда в них такой,Как в мире, отменный порядок...Нет, очнешься порой,Взволнован, встревоженВоспоминанием смутным,Предчувствием тайным...Буйно забьются в мозгуСлишком светлые мысли...И, укрощая их буйство,Словно пугаясь чего-то, – не лучше ль,Думаешь ты, чтоб и новыйДень проходил, как всегда:В сумасшествии тихом?
24 мая 1914
7
Говорят черти:
Греши, пока тебя волнуютТвои невинные грехи,Пока красавицу колдуютТвои греховные стихи.На утешенье, на забавуПей искрометное вино,Пока вино тебе по нраву,Пока не тягостно оно.Сверкнут ли дерзостные очи —Ты их сверканий не отринь,Грехам, вину и страстной ночиШепча заветное «аминь».Ведь всё равно – очарованьеПройдет, и в сумасшедший часТы, в исступленном покаяньи,Проклясть замыслишь бедных, нас.И станешь падать – но толпоюМы все, как ангелы, чисты,Тебя подхватим, чтоб пятоюО камень не преткнулся ты...
10 декабря 1915
8
Говорит смерть:
Когда осилила тревога,И он в тоске обезумел,Он разучился славить богаИ песни грешные запел.Но, оторопью обуянный,Он прозревал, и смутный ройБылых видений, образ странныйЕго преследовал порой.Но он измучился – и раннийЖар юности простыл – и вотТщета святых воспоминанийПред ним медлительно встает.Он больше ни во что не верит,Себя лишь хочет обмануть,А сам – к моей блаженной двериОтыскивает вяло путь.С него довольно славить бога —Уж он – не голос, только – стон.Я отворю. Пускай немногоЕще помучается он.
10 декабря 1915
«Как день, светла, но непонятна…»
Как день, светла, но непонятна,Вся – явь, но – как обрывок сна,Она приходит с речью внятной,И вслед за ней – всегда весна.Вот здесь садится и болтает.Ей нравится дразнить меняИ намекать, что всякий знаетПро тайный вихрь ее огня.Но я, не вслушиваясь строгоВ ее порывистую речь,Слежу, как ширится тревогаВ сияньи глаз и в дрожи плеч.Когда ж дойдут до сердца речи,И опьянят ее духи,И я влюблюсь в глаза и в плечи,Как в вешний ветер, как в стихи, —Сверкнет холодное запястье,И, речь прервав, она самаУже твердит, что сила страсти —Ничто пред холодом ума!..
20 февраля 1914
«Ну, что же? Устало заломлены слабые руки…»
Ну,
что же? Устало заломлены слабые руки,И вечность сама загляделась в погасшие очи,И муки утихли. А если б и были высокие муки, —Что нужды? – Я вижу печальное шествие ночи.Ведь солнце, положенный круг обойдя, закатилось.Открой мои книги: там сказано всё, что свершится.Да, был я пророком, пока это сердце молилось, —Молилось и пело тебя, но ведь ты – не царица.Царем я не буду: ты власти мечты не делила.Рабом я не стану: ты власти земли не хотела.вот новая ноша: пока не откроет могилаСырые объятья, – тащиться без важного дела...Но я – человек. И, паденье свое признавая,Тревогу свою не смирю я: она всё сильнее.То ревность по дому, тревогою сердце снедая,Твердит неотступно: Что делаешь, делай скорее.
21 февраля 1914
Голос из хора
Как часто плачем – вы и я —Над жалкой жизнию своей!О, если б знали вы, друзья,Холод и мрак грядущих дней!Теперь ты милой руку жмешь,Играешь с нею, шутя,И плачешь ты, заметив ложь,Или в руке любимой нож,Дитя, дитя!Лжи и коварству меры нет,А смерть – далека.Всё будет чернее страшный свет,И всё безумней вихрь планетЕще века, века!И век последний, ужасней всех,Увидим и вы и я.Всё небо скроет гнусный грех,На всех устах застынет смех,Тоска небытия...Весны, дитя, ты будешь ждать —Весна обманет.Ты будешь солнце на небо звать —Солнце не встанет.И крик, когда ты начнешь кричать,Как камень, канет...Будьте ж довольны жизнью своей,Тише воды, ниже травы!О, если б знали, дети, вы,Холод и мрак грядущих дней!
6 июня 1910 – 27 февраля 1914
Кармен
Л. А. Д.
1
Как океан меняет цвет,Когда в нагроможденной тучеВдруг полыхнет мигнувший свет, – Так сердце под грозой певучейМеняет строй, боясь вздохнуть,И кровь бросается в ланиты,И слезы счастья душат грудьПеред явленьем Карменситы.
4 марта 1914
2
На небе – празелень, и месяца осколокОмыт, в лазури спит, и ветер, чуть дыша,Проходит, и весна, и лед последний колок,И в сонный входит вихрь смятенная душа..что месяца нежней, что зорь закатных выше?Знай про себя, молчи, друзьям не говори:В последнем этаже, там, под высокой крышей,Окно, горящее не от одной зари...
24 марта 1914
3
Есть демон утра. Дымно-светел он,Золотокудрый и счастливый.Как небо, синь струящийся хитон,Весь – перламутра переливы.Но как ночною тьмой сквозит лазурь,Так этот лик сквозит порой ужасным,И золото кудрей – червонно-красным,И голос – рокотом забытых бурь.
24 марта 1914
4
Бушует снежная весна.Я отвожу глаза от книги...О, страшный час, когда она,Читая по руке Цуниги,В глаза Хозе метнула взгляд!Насмешкой засветились очи,Блеснул зубов жемчужный ряд,И я забыл все дни, все ночи,И сердце захлестнула кровь,Смывая память об отчизне...А голос пел: Ценою жизниТы мне заплатишь за любовь!
18 марта 1914
5
Среди поклонников Кармен,Спешащих пестрою толпою,Ее зовущих за собою,Один, как тень у серых стенНочной таверны Лиллас-Пастья,Молчит и сумрачно глядит,Не ждет, не требует участья,Когда же бубен зазвучитИ глухо зазвенят запястья, —Он вспоминает дни весны,Он средь бушующих созвучийГлядит на стан ее певучийИ видит творческие сны.