Миры летят. Года летят. ПустаяВселенная глядит в нас мраком глаз.А ты, душа, усталая, глухая,О счастии твердишь, – который раз?Что счастие? Вечерние прохладыВ темнеющем саду, в лесной глуши?Иль мрачные, порочные усладыВина, страстей, погибели души?Что счастие? Короткий миг и тесный,Забвенье, сон и отдых от забот...Очнешься – вновь безумный, неизвестныйИ за сердце хватающий полет...Вздохнул, глядишь – опасность миновала...Но в этот самый миг – опять толчок!Запущенный куда-то, как попало,Летит, жужжит, торопится волчок!И,
уцепясь за край скользящий, острый,И слушая всегда жужжащий звон, —Не сходим ли с ума мы в смене пестройПридуманных причин, пространств, времен...Когда ж конец? Назойливому звукуНе станет сил без отдыха внимать...Как страшно всё! Как дико! – Дай мне руку,Товарищ, друг! Забудемся опять.
2 июля 1912
«Есть минуты, когда не тревожит…»
Есть минуты, когда не тревожитРоковая нас жизни гроза.Кто-то на плечи руки положит,Кто-то ясно заглянет в глаза...И мгновенно житейское канет,Словно в темную пропасть без дна.И над пропастью медленно встанетСемицветной дугой тишина...И напев заглушенный и юныйВ затаенной затронет тишиУсыпленные жизнию струныНапряженной, как арфа, души...
Июль 1912
Сны
И пора уснуть, да жалко,Не хочу уснуть!Конь качается качалка,На коня б скакнуть!Луч лампадки, как в тумане,Раз-два, раз-два, раз!..Идет конница... а няняТянет свой рассказ...Внемлю сказке древней, древнейО богатырях,О заморской, о царевне,О царевне... ах...Раз-два, раз-два! Конник в латахТрогает коняИ манит и мчит куда-тоЗа собой меня...За моря, за океаныОн манит и мчит,В дымно-синие туманы,Где царевна спит...Спит в хрустальной, спит в кроваткеДолгих сто ночей,И зеленый свет лампадкиСветит в очи ей...Под парчами, под лучамиСлышно ей сквозь сны,Как звенят и бьют мечамиО хрусталь стены...С кем там бьется конник гневный,Бьется семь ночей?На седьмую – над царевнойСветлый круг лучей...И сквозь дремные покровыСтелятся лучи,О тюремные засовыЗвякают ключи...Сладко дремлется в кроватке.Дремлешь? – Внемлю... сплю.Луч зеленый, луч лампадки,Я тебя люблю!
Около 8 октября 1912
На лугу
Леса вдали виднее,Синее небеса,Заметней и чернееНа пашне полоса,И детские звончееНад лугом голоса.Весна идет сторонкой,Да где ж сама она?Чу, слышен голос звонкий,Не это ли весна?Нет, это звонко, тонкоВ ручье журчит волна...
25 октября 1912
Ворона
Вот ворона на крыше покатойТак с зимы и осталась лохматой...А уж в воздухе – вешние звоны,Даже дух занялся у вороны...Вдруг запрыгала вбок глупым скоком,Вниз на землю глядит она боком:Что белеет под нежною травкой?Вон желтеют под серою лавкойПрошлогодние мокрые стружки...Это всё у вороны – игрушки,И уж так-то ворона довольна,Что весна, и дышать ей привольно!.
25 октября 1912
Сочельник в лесу
Ризу накрест обвязав,Свечку
к палке привязав,Реет ангел невелик,Реет лесом, светлолик.В снежно-белой тишинеОт сосны порхнет к сосне,Тронет свечкою сучок —Треснет, вспыхнет огонек,Округлится, задрожит,Как по нитке, побежитТам и сям, и тут, и здесь...Зимний лес сияет весь!..Так легко, как снежный пух,Рождества крылатый духОзаряет небеса,Сводит праздник на леса,Чтоб от неба и землиСветы встретиться могли,Чтоб меж небом и землейЗагорелся луч иной,Чтоб от света малых свечДлинный луч, как острый меч,Сердце светом пронизал,Путь неложный указал.
Октябрь 1912
Тишина в лесу
После ночной метели
Бушевали ночные метели,Заметали лесные пути,И гудели мохнатые ели,И у ангелов не было силыЗвездный свет до земли донести.Но полночные силы усталиВ небе черные тучи клубить,И деревья стонать перестали,И у ангелов силы хватилоЗвездным светом леса озарить.И деревья торжественным строемПеред ясным лицом тишиныУбеляются снежным покоем,Исполняются светлою силойЛедяной и немой белизны.Чье там брезжит лазурное око?Как поляна из звезд – небеса.В тишине голубой и глубокойС дивной ратью своей многокрылойБог идет сквозь ночные леса.
Октябрь 1912
«Болотистым, пустынным лугом…»
Болотистым, пустынным лугомЛетим. Одни.Вон, точно карты, полукругомРасходятся огни.Гадай, дитя, по картам ночи,Где твой маяк...Еще смелей нам хлынет в очиНеотвратимый мрак.Он морем ночи замкнут – дальныйПростор лугов!И запах горький и печальныйТуманов и духов,И кольца сквозь перчатки тонкой,И строгий вид,И эхо над пустыней звонкойОт цоканья копыт —Всё говорит о беспредельном,Всё хочет нам помочь,Как этот мир, лететь бесцельноВ сияющую ночь!
Октябрь 1912
Испанке
Не лукавь же, себе признаваясь,Что на миг ты был полон одной,Той, что встала тогда, задыхаясь,Перед редкой и сытой толпой...Что была, как печаль, величаваИ безумна, как только печаль...Заревая господняя славаИсполняла священную шаль...И в бедро уперлася рукою,И каблук застучал по мосткам,Разноцветные ленты рекоюБуйно хлынули к белым чулкам...Но, средь танца волшебств и наитий,Высоко занесенной рукойРазрывала незримые нитиМежду редкой толпой и собой,Чтоб неведомый северу танец,Крик Handa [23] и язык кастаньетПонял только влюбленный испанецИли видевший бога поэт.
23
Давай! Пошел! (исп.).
Октябрь 1912
«В небе – день, всех ночей суеверней…»
В небе – день, всех ночей суеверней,Сам не знает, он – ночь или день.На лице у подруги вечернейЗолотится неясная тень.Но рыбак эти сонные струиНе будил еще взмахом весла...Огневые ее поцелуиГоворят мне, что ночь – не прошла...Легкий ветер повеял нам в очи...Если можешь, костер потуши!Потуши в сумасшедшие ночиРаспылавшийся уголь души!