Полонянин

Гончаров Олег

– Как это? – удивился подгудошник.

– Ась? – сощурился огнищанин, видно, Баяна не расслышал.

– Я говорю: как я его пинать-то мог? Оно же вона где! – поднял он руку кверху.

– А они, – кивнул он на стену града, – говорят, что ты в небо ногами тыкал.

– Это было, – смутился Баян. – Я же их порадовать хотел…

– И при этом огорчил сильно, – сердито сказал мужик. – А он, – кивнул он на меня, – гром и бурю призывал. В бубен лупил. А Мосю ихнему это не по нраву.

– Кому? – спросил я.

– Мосю, – ответил мужик. – Это у них что-то вроде нашего Богумира. Отец всех муромов и хозяин неба и земли. [85] Земля Мосю мать родная, а Небо – отец. А ты, – взглянул он на Баяна с укоризной, – в отца и ногами…

– Так я же не знал…

– И на землю плюнул, – подытожил мужик. – А для них это обидно очень.

– Ну и что делать? – спросил я.

– Заголять да бегать, – ухмыльнулся огнищанин.

Помолчали мы. Я растерянно, а мужик задумчиво.

85

Мось – легендарный прародитель угорских народов, сын богини земли Калташ-Эквы и бога неба Нуми-Торума. Некоторые историки предполагают, что название Москвы-реки и города Москвы произошло от имени Мось. Впрочем, другие историки им аргументированно возражают.

А пока молчали, стригунок к Баяну подошел. Мордочкой своей его в плечо ткнул. Губами мягкими щеки подгудошника коснулся.

– Ой, – втянул голову в плечи Баян, – щекотно.

Погладил он жеребенка рукой, а другой из сумы тряпицу достал. Развернул, а там корочка хлебная. Мы ее на черный день берегли.

– На-ка, – протянул ее стригунку. – Вкусный хлебушко.

Жеребенок пошамал губами по ладони, взял хлеб, зажевал.

– Смотри, Добрый, – подгудошник улыбнулся. – Нравится коньку хлебушек.

– А вы зачем сюда нагрянули? – подал голос огнищанин. – Дело у вас или прячетесь от кого?

– Человека я ищу, – сказал я. – Говорят, он в здешних местах обитает. Хотел в городе разузнать про него.

– Что за человек?

– Может, ты слышал…

– Откуда ему, – тихонько мне Баян шепнул. – Он же с глушью.

Одернул я подгудошника, а мужику сказал:

– Григорием его зовут. Пустынник он.

– А зачем он тебе? – спросил мужик.

– Ох и смешной ты. – Баян стригунку по шее похлопал. – Ну, иди. Иди к мамке. Слышишь фыркает, знать соскучилась по тебе.

И стригунок послушался. Он повернулся и, помахивая хвостом, пошел к возу.

Но там его вовсе не ждали. Со стороны казалось, что мой Буланый и кобылка огнищанина о чем-то беседуют на своем конском языке. Буланый качал своей большой головой, словно рассказывал о тех далеких землях, из которых он прибыл в этот забытый богами угол Мира. А кобыла переминалась с ноги на ногу и обмахивалась хвостом, будто внимательно слушала рассказ залетного красавца.

Жеребенок, было, сунулся ей мордой под брюхо, но та строго топнула ногой, дескать, не мешайся тут. Стригунок взбрыкнул, обиженно отошел в сторонку и принялся щипать молодую траву.

– А ты что? Знаешь про него? – ответил я огнищанину вопросом на вопрос.

– Может, и знаю. – Мужик переложил узел из правой руки в левую, размашисто перекрестился и хитро посмотрел на нас.

– Нет, – помотал головой Баян. – Не смотри. Не христиане мы.

– А зачем же вам Григорий? – удивился мужик.

– Надо, – ответил я. – Я ему весть передать должен, а потом слово сказать.

– Слышь, карась? – подгудошник подбоченился. – А тебя-то как зовут?

– Ась?

– Зовут тебя как?!

– Иоанном, – на этот раз мужик расслышал.

– Ох и имечком тебя родичи наградили, – рассмеялся Баян.

– При крещении во имя Господа нашего Иисуса меня так нарекли, – гордо ответил огнищанин.

– Иоанн, – сказал я ему, – твой Бог лжи не терпит. К грехам смертным брехню причисляет…

– А ты почем знаешь? – еще сильнее удивился мужик.

А Баян вдруг на меня очами зыркнул, словно я ужасное что-то сболтнул. Потом взгляд отвел. Потупился. «С чего это он?» – подумал я, а вслух Иоанну сказал:

– Кое-что знаю про вашего Иисуса, – и заметил, как вспыхнул радостный огонек в глазах огнищанина и погас тут же. – Так отвечай мне безгрешно, где Григория найти?

Помялся Иоанн. Покукожился. А потом вздохнул тягостно, рукой махнул.

– Вы люди не злые. Вон как стригунок к шутоломному прильнул, – говорит. – Поехали. Небось, учитель на меня за то не прогневается.

Но не поехали мы. Пешком пошли. Подхватил я своего конька за узду, в поводу повел. А Иоанн с воза гужу снял, подобрал покороче.

– Давай, милая! – на кобылку свою прикрикнул. Так и пошли мы прочь от града Мурома несолоно хлебавши. Я, Иоанн, а промеж нами Баян. Оглянулся я на прощание на град и увидел, как в бойнице над воротами показалась мордашка давешней чумазой девчонки. Я ей рукой помахал. Дескать, прощай, может, свидимся еще, а она мне язык показала. Наверное, так у них, у муромов, счастливой дороги желают.

– А далеко ли идти-то? – спросил Баян.

– Не, – ответил Иоанн, – не далече. Деревенька наша совсем рядом. Мурома не захотели нас от стольного города своего в отдалении держать. А мы и рады. Землицы нам дали, строиться разрешили, а чего еще нужно? Вот и я говорю…

– А чего это они вас от себя отпускать не захотели?

– Решили, что под их надзором мы спокойней будем.

– А вы что? Дюже буйные, что ли? – удивился подгудошник.

– Господь с тобою, – сказал огнищанин. – Кроткие мы, как агнцы.

– Это в смысле бараны? – прыснул Баян.

– Ась? – не расслышал Иоанн.

Чудная у огнищанина была глухота. Это я уже давно приметил. Не слышал он только то, что слышать не хотел. Ну, да это дело его.

– До коренных земель отсюда не близко, – сказал я. – Как же ты в дали такой очутился?