Полонянин
Шрифт:
– Догоню я ее, – сказал подгудошник и кинулся следом.
– Зачем пугать? Она и так перепуганная, – крикнул я Баяну вдогон.
Чумазая увидела, что за ней бегут, заверещала. Споткнулась она, упала, кубарем покатилась, но добычу из рук не выпустила. Вскочила и еще быстрей понеслась.
Остановился Баян. Понял, что ему девчонку не догнать. Дождался, когда я подъеду, и говорит:
– Вот глупая девка! Я же ей ничего плохого не хотел. Чего она так?
– Ну… хотел, не хотел… – отмахнулся я. – Давай-ка лучше к городу поближе подбираться. Там-то
– Ага, – кивнул Баян. – Ну а коли не расскажут, то стрелами продырявят точно.
– Да что мы? Вороги какие? Нас всего-то двое. Небось не убьют.
И мы двинулись вслед за девчонкой.
Поднялись мы на косогор, у ворот остановились. Видели мы, как створка приоткрылась, девку внутрь пропуская, да затворилась тут же. Запоры только лязгнули.
– Не сильно ждут нас в граде Муроме, – сказал я подгудошнику, спешился, чтобы горожане нас за недругов не приняли.
Подошли мы ко граду. Я в ворота постучал.
– Эй! – крикнул. – Впустите! Мы пришли с миром!
Никакого ответа.
– Сдается мне, Баян, не пустят нас в город, – сказал я подгудошнику. – Чую, что наблюдают за нами, а не показываются. Убить не убьют, но и к себе не допустят.
– Это мы сейчас посмотрим, – ответил он. – Никто бычиться не станет, если к нему в гости с радостью пришли, – достал из сумы свой бубен, ударил в него и закричал: – Эй, люди хорошие, отопритеся, отворитеся! Не со злом мы пришли, а с радостью! Я спою вам и спляшу, чудо-юдо покажу! – И с этими словами он кинул бубен мне.
Я поймал его на лету и недоуменно уставился на Баяна.
– Подстучи, Добрый! – подмигнул он мне и встал на руки.
Такой прыти я от него совсем не ожидал.
– Давай, Добрый! Давай!
И я застучал по натянутой коже.
Конечно же, у меня получалось не так красиво, как у Баяна, но я очень старался не сбиться с ритма. И вспомнился мне хевдинг Торбьерн, который все пытал – не играю ли я на арфе? Вот бы посмеялся он, когда бы увидел меня, стучащего в бубен…
А Баян между тем принялся выплясывать, стараясь попасть в мой не слишком четкий ритм. И так ловко у него получалось, словно он сызмальства не на ногах, а на руках бегал.
– Вот так чудо из чудес, – подпевал он, проделывая свои выкрутасы, – вздыбил ноги до небес! Что за странная случилась у меня хвороба? Поменялися местами голова и жопа!
Я едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Но, похоже, на сидящих за стенами града людей выверты подгудошника не произвели особого впечатления. Ворота Мурома попрежнему оставались закрыты. А за стенами стояла полная тишина.
– Слушай, Баян, – я опустил бубен, – может, они тоже с глушью? Ну, как тот мужик, что нам в дороге встрелся?
– Карась, что ли? – снизу вверх взглянул на меня он.
– Ага, – кивнул я.
– Тогда все бесполезно.
Подгудошник оттолкнулся от земли и встал на ноги.
– Тьфу! – смачно сплюнул он. – Только руки в грязи изгваздал.
– Держи, – протянул я ему бубен.
Он отряхнул ладони, подобрал с земли свою суму и запихнул в нее бубен.
– Ну? И что теперь? – спросил подгудошник.
– Не знаю, – пожал я плечами.
А тут и помощь подоспела. На дороге появился наш давешний знакомец. Мужик-огнищанин проехал через разоренный посад и направил свой воз прямо к нам.
– Что? – спросил он, натягивая вожжи. – Не хотят вас впускать?
– Не-а! – крикнул ему что есть мочи Баян.
– Чего орешь-то? – Огнищанин засунул мизинец в ухо. – Я же сказал, что не глухой, а только с глушью.
– Ну, извини, – поклонился ему подгудошник.
– Ладно, – махнул в ответ мужик рукой.
– Добрый человек, – обратился я к нему. – Подскажи, что делать нам? Как в град попасть?
– Погоди. – Огнищанин слез со своих бочек, подошел к воротам, задрал голову вверх и закричал что-то на непонятном мне языке. [84]
84
К финно-угорской группе языков относятся финский, венгерский, саамский и т. д.
Из бойницы над воротами показалось бородатое лицо. Горожанин в ответ мужику затараторил сердито.
– Ась? – приставил огнищанин ладошку к уху. Горожанин снова что-то стал доказывать, несколько раз ткнул в нашу сторону пальцем, дважды ударил кулаком по раскрытой ладони, а потом выпучил в притворном страхе глаза, угукнул филином и замолчал. Наш заступник его внимательно выслушал, кивнул головой и сказал в ответ пару коротких отрывистых слов. Я поймал себя на том, что стою раскрыв рот. Взглянул на Баяна, а тот едва смех сдерживает.
– Гляди-ка, Добрый, – шепчет, – как немчура кривляется. А Карась тоже хорош.
– Интересно, – я ему так же тихонько, – о чем они там разговор ведут?
– И так понятно, – отвечает подгудошник. – Решают, где соли добыть, чтоб нас пресными не жрать.
– Типун тебе…
– Не, – перебил Баян. – Типуна не надо. Я с типуном петь не смогу.
– Так плясать будешь да на руках бегать. У тебя ловко выходит.
Между тем странный разговор у ворот закончился. Горожанин скрылся, но спустя пару мгновений вновь появился в бойнице. Выкинул огнищанину увесистый узелок, махнул рукой и пропал. На этот раз окончательно. Мужик поймал узелок, вздохнул и направился к нам.
– Не пустят они вас, – сказал он. – Напуганы сильно. Люди в Муроме тихо живут. Никого не трогают, но и себя трогать не дозволяют. А тут зараз столько напастей. Говорят, что не успели от булгар отбиться, как вы приперлись, – взглянул на нас строго. – И непотребства разные творить начали.
– Какие еще непотребства?! – возмутился Баян.
– Вы девку ихнюю пугали?
– Не пугали мы ее, – ответил я. – Догнать только хотели, чтоб узнать, что тут случилось.
– Значит, пугали, – кивнул мужик и к Баяну повернулся: – Ты ногами небо пинал?