Полоса точного приземления
Шрифт:
Посмотришь на представителя этой профессии - не на каждого, разумеется, а на того, которого уважительно называют: «Настоящий технарь!» - и видишь: это - личность!
Немудрено, что и авиационные механики, в свою очередь, к людям требовательны. Завоевать у них авторитет не так-то просто. Особенно нетерпимы они к невежеству, тем более в сочетании (как свидетельствует опыт, весьма частом) с заносчивостью.
На любом аэродроме о «своих» представителях этой высокопрестижной категории работников из поколения в поколение передается немало занимательных новелл. За буквальную достоверность каждой из них поручиться трудно, однако сам факт их живучести о чем-то свидетельствует. Что называется «было или не было, а народ говорит». Не в одной из подобных новелл фигурировал в качестве центрального персонажа и Лоскутов.
Мы застали его уже многоопытным и, так сказать, маститым, но он был совсем еще молод, когда оказался в числе механиков, обслуживающих самолеты опытной серии, которую изготовили на одном из периферийных заводов, а собирали, регулировали и облетывали на том самом испытательном аэродроме, где происходит действие нашей повести. И вот в один прекрасный день на линейке готовых к облету самолетов появилась группа гостей, судя по всему, достаточно влиятельных, чтобы стоило постараться показать им товар лицом. Сопровождал гостей представитель завода - дородный, видный собой мужчина, не отличавшийся, однако, как вскоре выяснилось, сколько-нибудь глубокими познаниями в области авиационной техники (все работники завода, отличавшиеся такими познаниями, были в это время выше головы заняты не столько демонстрацией, сколько изготовлением своей продукции). Подойдя к стоящему крайним самолету Лоскутова, видный мужчина неторопливо воздел длань и, ткнув пальцем в трубку приемника воздушных давлений (от которого работают указатель скорости, высотомер и некоторые другие приборы), красивым, звучным баритоном вопросил:
– Какой калибр?
Никто не успел и рта раскрыть, дабы со всей возможной деликатностью разъяснить, что эта штука, в которую товарищ ткнули пальцем, - не ствол оружия, а трубка ПВД, как в полной мере оценивший очарование ситуации Лоскутов, не моргнув глазом, громко и четко - как положено докладывать начальству - рявкнул:
– Двенадцать и семь!
– Мощное оружие!
– удовлетворенно заключил видный мужчина. И проследовал вместе с гостями дальше. Правда, один из гостей, посмотрев на Лоскутова, укоризненно покачал головой. Но улыбку - в данных условиях несколько антипедагогическую - не сдержал.
А Лоскутов обрел прочную репутацию человека, которому класть палец в рот категорически не рекомендовалось. Так что «Ох, уж этот Лоскутов» в устах Ростопчина прозвучало не без определенных оснований. Свои старые кадры Генеральный конструктор знал.
…Велика притягательность профессии авиационного механика! Свидетельство тому - хотя бы такая примета престижности, как не раз отмеченное очевидное стремление иных ловких молодых людей примазаться к этой профессии. Работает такой деятель, скажем, сантехником или электриком в ангарных пристройках - дело, конечно, тоже нужное, полезное, уважаемое, но к полетам, да и вообще к живому самолету, тем более проходящему испытания, непосредственного отношения не имеющее. К самолету он - наш герой - и пальцем не прикасается, но знакомым девицам и вообще легковерным людям обоего пола гордо представляется: «Я - авиационный механик». И в общем, он прав, этот ловкий молодой человек. Не в хлестаковщине своей, конечно, но в том, как точно выбрал, куда свои хлестаковские устремления направить.
…Авиационные механики!.. Сколько неубившихся летчиков, неразбитых машин, не задушенных в колыбели драгоценных идей обязаны им - механикам! Их тяжкому труду, виртуозному владению своим ремеслом, ответственному, по-настоящему государственному отношению к своему долгу. Спасибо им. И низкий поклон!
Глава 8
В дверях комнаты летчиков появилась Малинина. Нашла глазами Литвинова:
– Марат, можно вас на минуту?
И когда он подошел, спросила:
– Где мы могли бы поговорить?
Место для разговора нашлось легко - в раздевалке никого не было. За узкими личными шкафчиками летчиков стоял рейчатый деревянный диван. На него и уселись.
Рассказывала Аня взволнованно, сбивчиво. В эпопее, которую она выкладывала Марату, фигурировали две жены Аскольдова - бывшая и нынешняя, которая, теперь уже тоже бывшая, потому что Саша от нее уходит. Вынужден уйти. А если по-формальному, то она даже не успела стать его второй женой, хотя живут они вместе уже второй год, потому что он не мог с ней зарегистрироваться, потому что не был разведен с первой женой, потому что его не разводили, потому что… В Анином рассказе слова «потому что» повторялись неоднократно, но ситуация и без того была достаточно понятной и нельзя сказать, чтобы такой уж редко встречающейся в жизни.
– Посторонних это не касается, - додумал вслух Марат.
– Не касается?
– невесело переспросила Малинина.
– Это вы так считаете.
– А вы?
– Не знаю. Большинство людей, наверное, смотрит так же… Но есть еще меньшинство. Довольно активное.
И все-то они знают: что хорошо, что плохо, что положено, что не положено…
– Это бывает, - согласился Литвинов.
– А еще они очень любят говорить от имени народа: народ считает… народ это поймет… народ этого не поймет… Забавно даже.
– Как сказать!
– Малинина помолчала и таинственно сообщила:
– Был звонок!
– Кто звонил?
– быстро спросил Литвинов.
– Инструктор. Не знаю, как его фамилия. Да и неважно это, кто именно.
– Очень важно!
– И заметив, что такое событие, как «звонок», Аня считает едва ли не непоправимым, зло добавил: - Что-то очень уж мы все исполнительные!.. А что было дальше?
– Дальше было вот что. Сашу вызвали и поставили вопрос так: он возвращается в семью - в смысле первую, бывшую семью - или будет поставлен вопрос, чтобы его на новую машину, которая давно на него записана, не назначать, а то и вообще из нашего КБ убрать и даже с испытательной работы…
– Ерунда! Пугают!
– уверенно отрезал Литвинов.
– Не те времена. Но теперь я понимаю, чего это Саша такой ходит, как в воду опущенный. Вроде бы после той нервотрепки с этой аварией дурацкой оттаял немного и вдруг опять нахохлился. А оно, выходит, вот в чем дело!.. Надо бы с нашим секретарем парткома поговорить, он умница, все понимает. И постоять на том, что считает правильным, умеет. Да вот беда: в отпуске он. А замещает его человек… - Марат несколько замялся, подыскивая достаточно лояльную формулировку, и, не найдя лучшей, повторил: - Очень уж насквозь исполнительный.
Литвинов не спрашивал у Малининой, откуда у нее столь подробная информация о деле, находящемся еще в, так сказать, кулуарной стадии своего развития. Он легко восстановил мысленно эту цепочку: Аскольдов рассказал, как перед ним ставится вопрос, жене. А жена, в свою очередь, не удержалась от того, чтобы не поделиться со своей давней подругой - Аней Малининой. Линия прослеживалась четко.
– Марат, вы не подумайте только, что я за Лидку стараюсь… То есть, конечно, мне ее жалко. Очень. И Сашу жалко. Сколько на него свалилось. Сначала еще там, с Валентиной, неурядицы. А потом… Только их жизнь с Лидой наладилась, так эта авария! Он ее так пережил! Так пережил!.. И теперь вот снова… Но, честное слово, Марат, тут во мне не одна жалость! Возмутительно это, вот что! Как это можно: управлять личной жизнью людей! Должно же быть что-то святое!.. Помогите, Маратик, милый! Вмешайтесь! Или хоть посоветуйте что-нибудь.