Полоса
Шрифт:
Квартира была запущена, пахло прелью, лекарствами, чем-то прокисшим, и как-то нелепо здесь выглядел светящийся экран компьютера.
— Садись куда-нибудь. — Михаил Егорович посмотрел по сторонам, увидел стул, на котором лежала одежда. — Вон… на кровать перебрось…
Шулин сел и не знал, что сказать. Мял в руках лямку сумки.
Когда собирался, летел, уже вел мысленно с Михаилом Егоровичем беседу. Пусть грустную, но откровенную, и потому лечащую. И бывший командир представлялся ему по-прежнему крепким, старшим, а потому и более сильным, и Шулин ждал от него слов поддержки, советов, заранее их словно бы слышал.
— Ты… слышал… безработный теперь, — медленно произнес Михаил Егорович и пристально посмотрел на Шулина, и по этому взгляду Шулин наконец почувствовал, что перед ним действительно его бывший командир.
— Не совсем… На трудовой договор перевели.
— И что теперь делать думаешь?
— Да что… Работать. Пенсию ждать. Четыре года осталось до северной…
Михаил Егорович покивал.
— Аэропорт-то как? Под коровник уже приспособили?
— Нет пока. Держимся.
От этих коротких, умышленно сдержанных вопросов и таких же ответов, за которыми так много несказанного, у Шулина сдавило грудь, и захотелось громко прокашляться.
— А вэпэпэ?
— Лежит. Берегу, как могу. Конечно, битум нужен, стоки прочистить как
следует — тросиком и лопатой не очень наковыряешь… Но в целом — терпимо.
— М-м… Полоса у тебя хорошая. Николай Владимирович Накоряков лил. Бетон марки “четыреста”… Сначала проектировщики пробивали аэропорт четвертого класса! — Михаил Егорович булькнул хохотом. — Это полмиллиона пассажиров в год. Две тысячи в день! Еле уговорили поскромнее проект принимать — на семьдесят тысяч. А оказалось, и такой не нужен… Что в сумке-то? Бутылка?
— Да взял на всякий случай… Шанег жена отправила, свинины соленой.
— Что ж, можно и выпить, и… — Михаил Егорович стал подниматься, — и закусить.
Перебрались на кухню, неспешно разговаривали. Редко посмеивались, вспоминая какие-нибудь забавные случаи, которые, правда, и случались нечасто, а в основном горевали, возвращаясь и возвращаясь к делам последних пятнадцати лет.
— И ведь по всей… по всей стране так, — говорил Михаил Егорович, пересиливая одышку, но сейчас, кажется, не от движения, а от негодования. — Вот слушаешь новости, ухо… цепляет, что там-то закрыли, там-то списали, сократили. А если всё вместе собрать… Если всё вместе — катастрофа. Катастрофа, Алексей. Да!.. Пойдем-ка…
Он первым, довольно резво, поднялся, зло постукивая палкой двинулся в большую комнату; Шулин шел сразу за ним, выставив руки, готовый в любой момент поддержать, если бывший командир повалится.
Михаил Егорович сел за стол, велел:
— Стул бери… Рядом сюда… — Стал щелкать мышкой; экран снова осветился. — Внук вот научил, теперь целыми днями… сижу… любуюсь. Вот и ты полюбуйся.
И стали на экране сменяться фотографии. Лайнеры, бомбардировщики, истребители с отрезанными крыльями, а то и распиленные на куски, как огромные рыбы на разделке; вертолеты с облупившейся краской, побитыми стеклами, снятыми винтами; заросшие взлетные полосы, руины аэровокзалов, гора мусора под надписью “Регистрация”, рухнувший потолок в зале ожидания…
Хриплый, прерывающийся голос бывшего командира комментировал эту галерею:
— Распиленный “Антей”… Кладбище Ми-2… Аэропорт в Усть-Илимске. В восьмидесятом
Щурясь и часто моргая с непривычки читать с экрана, Шулин пополз взглядом по строчкам:
“В Республике Коми приостановлена продажа билетов на так называемые “социальные” авиарейсы, которые совершает внутри региона единственный авиаперевозчик — компания “ЮТэйр-Экспресс”. Как сообщили ИА КОМИИНФОРМ в справочной сыктывкарского аэропорта, сыктывкарские кассы не продают билеты на рейсы в северном направлении — в Усинск, Ухту, Воркуту и Печору. На данный момент из всех внутренних рейсов в продаже есть билеты только до Усть-Цильмы.
“К нам поступило расписание буквально полчаса назад. Самолеты до Усть-Цильмы будут летать по прежнему расписанию — по вторникам и четвергам. Ситуация по другим направлениям пока неизвестна. Информацию о том, появились ли рейсы в нужном направлении, пассажирам лучше уточнять каждый день”, — поделились в аэропорту Сыктывкара.
Как рассказали ИА КОМИИНФОРМ в Департаменте транспорта, связи и машиностроения Министерства промышленности и энергетики Коми, Усть-Цильма — труднодоступный район, поэтому авиаперевозчику предоставляются дотации на рейсы в этот муниципалитет. От дальнейших комментариев в ведомстве отказались. “Мы разбираемся. Пока вопрос по секвестрованию республиканского бюджета не будет рассмотрен на заседании сессии госсовета Коми, мы не можем сказать ничего определенно”, — заявили в ведомстве.
— Да и “Усть-Цильму” закрыть хотят, — продолжил Михаил Егорович, как только Шулин отвалился на спинку стула. — Про это у меня тоже есть… Сейчас… Во, нашел.
“Жители Усть-Цилемского района Коми могут остаться без единственного аэропорта. Как рассказали корреспонденту ИА REGNUM в администрации района, оборудование аэропорта устарело и не соответствует современным требованиям безопасности, а значит, оно может и не получить лицензию на пассажирские перевозки.
“Мы, конечно, надеемся, что до закрытия не дойдет. В этом году в бюджете района нет денег на реконструкцию оборудования, однако готовится проектная документация, чтобы заложить средства на нужды единственного в районе аэропорта в бюджет следующего года”, — сообщил и.о. заместителя главы Усть-Цилемского района Петр Петров.
Пока же необходимые на ремонт аэропорта два с половиной миллиона рублей району пришлось взять “в долг” из республиканского бюджета.
Напомним, дважды в год — весной и осенью, когда ледоход и ледостав перекрывают единственную наземную дорогу Ираель — Ижма — Усть-Цильма, связывающую район с республикой, закрывают для пассажирских и транспортных перевозок. Единственной возможностью попасть из Усть-Цильмы в другие населенные пункты республики для 15 тысяч жителей района остается авиаперелет. Самолеты прилетают в район из Сыктывкара 2 раза в неделю — по понедельникам и четвергам. Если закроют аэропорт, до столицы Коми жителям района придется перебираться через реку по переправе. Причем в распутицу — когда официально дорога закрыта — добираться с одного берега на другой останется своими силами, подчас рискуя собственной жизнью”.