Полудержавный властелин
Шрифт:
— Сколько пахотной землицы в четях, сколь владельческой, сколь крестьянской али еще чей.
Тут по лавкам пополз первый шепоток — налог-то и выход с четей собирают, коли лишнего припишут, это же разорение!
— Сколько лугов да лесов, тож в четях, есть ли варницы, рыбные тони али другие промыслы; — степенно перечислял Ярлык, а бояре все больше елозили. — Сколько черного люду на земле, какого, чем заняты, сколько дворни и прочих.
— Куда на ярмарку ездят, и ездят ли, а коли нет, то почему. Сеют ли, как отцы из Святой Троицы учат, есть ли мельницы али водобойные колеса, быстра ли вода, на коей ставлены. Сколь коней, коровенок да коз.
— А курей считать не надо? — вякнул из угла Александр Брюхатый, князь Ярославский, собрание сдавленно захихикало.
— Всем не надо, но вот тебя, Александр Федорович, попрошу своих пересчитать, и курей, и уток, и гусей, — уперся я взглядом в удельного князя, — не откажешь в просьбишке?
Брюхатый насупился, но кивнул. Ничего, зато дальше не вякали.
— А еще, бояре, все, — я обвел взглядом палату, — кто знает, как доход с вотчины поднять, может, маслобойку или кузню построить, тоже записывайте. Не обещаю, что всем и сразу, но помочь постараюсь. Или деньгами, или знающего человека пришлю, смотря по запросу.
Без этого пряника вряд ли чего вообще вышло, но за последнее время думные бояре убедились, что мои затеи очень способствуют притоку денег, Добрынский вон, вообще без малого торговлей занимается, да и остальные ближники тоже. И среди тяжб с каждым годом «беззаконно прирезал землицы» все меньше, а вот «отжал пасеку» попадаются все чаще. Проникается понемногу боярство выгодами промышленности и торговли, но медленно, медленно…
Еще каждому пообещал бумагу за великокняжеской печатью на вечное владение вотчинами, единого образца и с указанием всех границ собственности, что, по идее, должно было снизить количество дрязг между соседями.
— Князь решил и боярская дума приговорила! — пристукнул Патрикеев посохом.
И понеслась зимняя круговерть переписи.
Вторую волну я из-под контроля тоже не выпускал, время от времени наезжая инкогнито, как в Лучинское, на места проведения. И самому полезно, и дьяки знали, что в любой момент за ними может смотреть князь. Метод Гарун-аль-Рашида в полный рост, мало ли, кто там приехал в обычном тулупе — я выбирался в волости в сопровождении максимум десяти человек, а остальную свиту держал в отдалении, в качестве резерва.
Но за переписью шел вал слухов.
Даже в просвещенном XXI веке народ то против 5G бастует, то ИНН получать не желает ввиду того, что это «число Зверя», то еще какую дичь выкинет. А уж здесь…
Перепись проводят по приказу турского царя Салтана, чтобы всех православных извести.
Истинно ведомо, что перепись затеяна наущением ордынского царя и всех обасурманят.
То диавольские козни и всем поднимут оброк.
Но все сходились на мнении, что настают последние дни и надо усиленно молиться.
Я две недели бился, пытаясь придумать, как погасить слухи, а потом плюнул и решил, что раз у них последние дни, то на этом и надо играть. Тем более год у нас 6950, не за горами 7000, а что это, как не дата конца света? Ну и пустил с помощью Вяземского, Ремеза да Ипатия слух, что князьям было видение и надо готовиться к Судному дню. Все учесть, все пересчитать, обо всем помолиться…
Как ни странно — сработало. Возможно, сыграло и послание митрополита Ионы, которое зачитывали в церквях, и присутствие при переписи священников… А может, дело в том, что человеку постоянно надо верить в какой-нибудь бред, вон, в мое время придумали «проблему 2000» и носились с ней. Ну вот а у нас будет «проблема 7000», пусть носятся.
Иона, кстати, сразу же после избрания насел на меня с требованием учить священников — так мы завсегда пожалуйста, взяли и открыли в Спас-Андрониковской Панэпистемии богословский факультет, вернее, сколию. Митрополит, правда, желал ее разместить отдельно, но я настоял — какой смысл городить огород, если все потребные преподаватели уже собраны в одном месте, надо только добавить нескольких сведущих в богословии монахов или попов? Да и процесс отработан, за десять-то лет.
Не говоря уж о том, что будущим светочам православия весьма и весьма полезно знакомство с передовой средневековой техникой, чтоб не шарахались от водного колеса, поскольку «под ним черт живет». Чем больше понимание, тем меньше суеверие. Ну и остальным на тему твердости в православии примером будут, а при случае и мозги вправят.
Поскольку главный противник всех преобразований — состояние умов. Если нечто в пределах привычного, то все нормально, почешут в затылке и со скрипом, но сделают. А вот шаг вправо, шаг влево — тут же проблемы. Да что там, даже сельские кузнецы, с детства знакомые, живущие рядом, с кем детей крестили, но они же заняты страшным и непривычным делом, работой с огнем и железом, а раз так — то не иначе как с нечистой силой знаются.
Поставить задачу одному человеку, научить его и проконтролировать еще туда-сюда получалось (да и то, сколько раз приходилось людей от дела отстранять и брать на их место других), но вот массовые изменения при таком менталитете…
Даже и с одиночными тоже не все гладко. Я не столь давно чуть умом не двинулся, когда пытался Якунке, сыну Семенову, главному бортнику великой княгини, про ноль объяснить. Так-то его и грамоте, и счету поднатаскали, пусть он и пишет «миод» как Винни-Пух, или «вщанца». Но вот встала задача навести более подробный учет по единому стандарту, а оный подразумевает использование арабских цифр, позиционной записи и ноля. И ни в какую, дьяки отступились, учителя из Спас-Андроника тож и дело дошло до меня.
— Никак я этот «ноль» не пойму, княже…
— Ноль — это просто значок, он обозначает «ничего нет».
— Коли нет ничего, зачем это писать?
— Чтобы знать, где пусто.
— Так я и так знаю!
— Ты знаешь, так и другим знать надо. Вот, смотри, вот сюда пишем, что водной кладовой лежит, сюда — что во второй, сюда — что в третьей…
— Ага, так и делаю.
— Вот, в первой кладовой стоит дюжина бочонков с медом — пишем сюда дванадесять, в этой четыре пуда воска — сюда пишем четверку, а тут ничего нет — сюда пишем ноль…