Полудержавный властелин
Шрифт:
— Княжий волок? — благодушно спросил Затока.
— По третям, княжеская, Кириллова да Ферапонтова монастырей. Но Трифон-игумен в Славенской волости землицу прикупает, того и гляди, весь волок под себя возьмет. Так что будь ласков, скажи князю, а то уплывет весь доход в монастырь.
— Так то же богоугодное дело, — хохотнул Ноздрев.
— Богоугодное, — согласился Есип. — Да только я поставлен о княжьем прибытке стараться.
Еще Есип отсоветовал ехать дальше верхом — снегу много, а дорога худая. По этой же причине сдал Илюха настоятелю и возок, в коем привез Меркурия — в нем, конечно, тепло, но уж больно валкий, быстро не поедешь, а то еще жаровня перевернется, греха не оберешься. Ставрос, конечно, ругался, он-то надеялся дальше ехать в возке и не мучатся от холода, но игумен надавал им полостей волчьих да медвежьих и благословил на дорожку до Каргополя.
Городок тот невелик и стойно Вологде медленно, но верно уплывал из новгородских рук в московские. Местные мужи новгородчи засильем «низовских» были весьма недовольны, и Головня почуял это на своей шкуре, ловя косые взгляды и шепотки в спину «Свято место где москвича нет». Объяснять обиженным, что он не москвич, а суздалец бесполезно — низовской и все, проще быстро собрать караван и двигаться дальше.
Вот далеко за Каргополем, почти у Шенкурского посада их и встретили волки. Отбившись, домчали до жилья, причем Илюху вдруг позабавило, что Ставрос, носивший имя богатыря Ставра, оказался трусоват и никак былинному имени не соответствовал. Хотя он не вой, его дело — корабли да лодьи строить.
— Считай, дешево отделались, — повторил слова Акима встретивший караван посадник, по виду сущий ушкуйник.
— Коня потеряли, жаль.
— Жаль, да сами все, слава Богу, живы.
— Не попустил Господь, — согласился Илюха и перекрестился.
— А что, неужто вы без волкобоек поехали? — удивился посадник после того, как Головня, Затока и Аким, перебивая друг друга, рассказали всю схватку с хищниками. — Эй, Ваньша, принеси мою!
Челядинец вышел из палаты и тут же вернулся, держа в руках плетку.
— Вот, гляди, три концы, из кожи плетены, на конце гирьки, каменны или железны. Отмахнешь волку по голове — пробьешь до мозга.
Илюха покрутил плетку, передал ее Затоке, тот — Акиму…
Потом парились, выгоняя жаром стылый холод, пробравший их в дороге до костей, потом угощали друг друга — посадник красной да белой рыбой, дичью, а Илюха московскими настоечками, потом слушали былины местного бахаря и сказание об Иване Ольельковиче, сыне новгородском, будто бы ходившем Студеным морем в мурманы, в немецкий конец, и даже во франки.
Уже перед самым отправлением посадник предложил меняться и выпросил за плетку хороший устюжский нож. До самого Колмогорского острога волки только маячили в отдалении, не рискнув напасть, и Головня не раз пожалел о нерасчетливом обмене. Тем более, что в Колмогорах они за московские копейки прикупили еще несколько плеток по дешевке.
Там же сдали Ставроса зимовавшему монаху Соловецкого монастыря, послушали морских знатцев о ходах в Студеном море, даже записали малость, да и поворотили оглобли.
Плетки показали себя во всей красе — дважды до Шенкурского посада пришлось пускать их в дело и оба раза волки предпочли рвать своих убитых сородичей, нежели соваться под смертельные удары. А уже за посадом, на том же самом поле, поредевший караван встретила та же самая стая.
Впрочем, и волков было заметно меньше — всего десятка полтора, но на трое саней и этого хватило бы с лихвой, не будь у Илюхи с присными волкобоек.
Подпалый вожак ощерил пасть, обнажая блестящие от слюны клыки.
— Смотри-ко, словно старым знакомым радуется! — весело крикнул Затока Ноздрев.
— Ага, надо бы недоделанное закончить, — несколько невпопад ответил Аким, накладывая стрелу на тетиву.
Стая тем временем догоняла и обкладывала их с двух сторон, Аким первыми же выстрелами сбил двоих, но вожак упрямо вел своих в сугон, словно тоже намеревался завершить прежние счеты.
Возница на передних санях, где ехал Ноздрев, испуганно крутил головой и его состяние передавалось лошадям, отчего они сбивались с хода и не могли разогнаться в полную силу.
Крупный переярок прыгнул на лошадь, не дожидаясь остальных, но Затока изловчился ахнуть его плетью прямо на лету, отчего волк завизжал и свалился под ноги стае, со вторых саней в кучу-малу успел всадить стрелу Аким, а Илюха добавил плетью, с хрустом проломившей кости зверю.
Вожак зарычал, присел на задние лапы, цапнул ближайшего к нему матерого за загривок, восстановил порядок и снова повел стаю, легко догнав караван.
Илюха встал, держась за спину скорчившегося возницы и сжал плетку, выбирая миг для удара.
Прыжок!
Головня успел отмахнуть поперек, по горлу и, судя по звуку, пробил его насквозь — волк издал хрип, но мощная жизненная сила не давала ему остановиться, пока Илюха не врезал наотмашь.
С глухим стуком гирька пробила череп, на снег плеснул волчий мозг.
За спиной еще раз свистнула тетива и поодаль забился прибылой волчонок, пытаясь выкусить пронзившую его стрелу.
— Добивай! — заорал Илюха, кидаясь с плетью на волков, оторопевших от потери вожака.
Затока и остальные, с плетками и сулицами, рванулись к стае.
В короткой сшибке зарезали и убили еще троих, остальные волки, пожав хвосты, разбежались, причем за двумя тянулся кровавый след.
— Что, съели, сволочи? — радостно прокричал Головня. — Нас так просто не возьмешь!
[i] Корзно — княжеский плащ
Глава 16. Аппаратные игры
Митрополит Иона, переживший зимой сильную хворь (уже думали, что отдаст богу душу), к весне оклемался и тут же, несмотря на слабость, занялся церковным собором. Особых причин торопиться не было, но мне показалось, что Иона чувствовал близкую смерть и хотел уйти, оставив все дела в порядке.