Полуостров Сталинград
Шрифт:
До Знобина доходит, насколько предусмотрительным оказалось их командование, включая сержанта Егорова. Последние сутки они сидели в «гнезде», не высовываясь. Немецкая разведка вряд ли больше нескольких часов тут паслась. Знобин прогоняет холодок от сердца, а если бы они нырнули в «гнездо» на глазах у немцев? Кончилась бы на этом их война.
— Блять… — тихо ругнулся ещё кто-то, когда в роще на пригорке раздался очередной разрыв. Тяжкая неопределённость закончилась, начинается жутковатая ясность. Дальше бойцы молчат, возможно, кто-то тихо про себя молится. Немецкие снаряды рвутся всего в сотне-полутора метров от них. Маловероятно, что им достанется случайное и точное попадание, но логика обычно забивается в дальний уголок при близкой и смертельной угрозе.
Немцы методично выкашивают рощу. Кто-то порадовался на том берегу, когда после точного попадания взлетела, но ненадолго, в воздух сорокопятка.
— Пару пушек на прямую наводку подтащили, — комментирует сержант и даёт стереотрубу Знобину. Ему огневые точки подавлять, должен знать, где. Знобин протискивается к командиру.
— Заметил? Вторая метров на сто правее…
— Как бы они там наших не зацепили, — переживает новенький член расчёта, веснушчатый блондин из Брянска.
В роще наблюдательный пункт, торчала пара деревянных стволов макетов пушек. Слегка высовывала ствол небрежно замаскированная сорокопятка. Немцам надо бросить кость, чтобы они других целей не искали. А то ведь могут для очистки совести и луг обстрелять.
На переживания новенького весь остальной расчёт, кроме тугодума Ковалёва, дружно хмыкает. Кто-кто, а командование о себе позаботиться не забудет. Нет там уже никого, кроме пары наблюдателей.
Всё плохое, как и всё хорошее, когда-то кончается. Закончился и артобстрел к вящему облегчению красноармейцев. Попадание под артобстрел или бомбёжку надо приравнивать к самым жестоким испытаниям, достойным не самого первого круга ада. Каждый близкий разрыв снаряда или бомбы сопровождается сотрясением привычной и надёжной опоры — земли под ногами. Одно это способно ввергнуть даже мужественного человека в состояние паники. Расчёт имел кое-какой опыт, но под полноценный обстрел ни разу не попадал. Относительно близкие разрывы бомб переживал и пулемётный малоприцельный обстрел сверху, от своих летающих оппонентов. Бойцы продержались, бледнея и кусая губы, но продержались. А вот вышучивать веснушчатого заряжающего Митьку сил уже не хватало. Даже у Знобина. Повезло им, что они находились, хоть и близко, но в стороне. А ещё Знобин испытывал парадоксальную благодарность профессионализму немецких артиллеристов. Не будь они так точны, то могло бы и прилететь.
Напряжение не спало до нуля и после той особенной тишины, наступающей вслед за разрывом последнего снаряда. На бережок по грунтовой дороге, пробившейся сквозь кусты, осторожно выкатывает танк, водит стволом в разные стороны, будто принюхиваясь.
— Чех, — определяет тип танка сержант. Кто-то из старослужащих вполголоса объясняет веснушчатому про танк чешского производства. Кроме нелюбопытного Ковалёва все остальные неотрывно глядят сквозь маскировку. Щелей хватает, они не под бронеколпаком.
Стоящий рядом с танком немец, момент его появления никто кроме сержанта не уловил, тщательно осматривает противоположный берег в бинокль.
— Убрали все свои хари, быстро, — шипит на подчинённых сержант и сам аккуратно отводит стереотрубу в сторону. Не хватало ещё, чтобы какой-то остроглазый что-то заметил. Пальнуть по подозрительному месту — святое дело. Снаряд стоит в миллион раз дешевле, чем возможные потери от незамеченной вовремя огневой точки.
У-ф-ф-ф, пронесло! — общая мысль прорывается общим вздохом. Не замечают немцы ничего подозрительного, на бережок выходит группа солдат, оживлённо переговариваясь, проверяют брод, стучат топоры. Вражеские сапёры быстро сооружают переправу, — вернее, назвать это донным настилом, — сбивают жерди и брёвна скобами и тросами. В илистом дне танки-то пройдут, а колёсный транспорт может и увязнуть. Поэтому сначала прошла пара машин, после них бронемашины и уж за ними десяток танков.
Передовая группа численностью в танковую роту, усиленную разведавангардом с приданной пехотной ротой не понеслась сразу вперёд и очертя голову. Войска Павлова заставили части вермахта вспомнить свои лучшие национальные черты — педантичность и аккуратность. Поэтому на луг выходит тройка сапёров и начинает методично просвечивать грунт миноискателями.
— Блять! — в сердцах выдаёт стандартное ругательство Знобин. В который раз за день. Неудобно сейчас начинать. Противник, конечно, в куче, но в многослойной куче. Часть танков закрывает другие машины. Удобнее всего колонны стричь. Хотя Знобин участвует в таком массовом загоне впервые, но тут любому понятно.
Начинать неудобно, но если сапёры к ним приблизятся, то придётся.
Через полминуты Знобин выдыхает, а сержант усмехается. Не зря они накануне тут коров выгуливали. Попросили ближайший колхоз пригнать попастись десяток коров. Приходилось смотреть, чтобы они в «гнёзда» не провалились, зато наследили они знатно. Вот немецкие сапёры только начали луг обследовать, как самый сообразительный из них, смеясь, показывает что-то сослуживцам, тычет пальцем в землю. Наверняка следы обнаружил и коровьи лепёшки. Свежие, что прямо указывает на то, что мин нет. По крайней мере, противопехотных. Следы от машины, огибающие луг и пригорок с рощей, тоже есть. Командир батареи озаботился. Чуть ли не с хлебом-солью фрицам встречу организовали. Если бы на лугу крупными буквами выложили бы «Добро пожаловать!», лучше не было бы.
Немцы, однако, не расслабились. Совсем уж. Пара отделений, рассыпается в цепь и продвигается уже не к роще, а к её жалким остаткам. Она и так-то не особо густая была, а после обстрела только на дрова пригодная. Несколько танков повернули башни в ту же сторону.
— Пулемётчик, — негромко окликает сержант и больше ничего не говорит. Всё и так ясно.
— Митька, подкалиберный, — командует Знобин.
— Осколочный, — поправляет сержант и с лёгким разочарованием, — снова потерял маршальский жезл? — объясняет:
— Про пушки на том берегу забыл?
— У, бл… — бурчит наводчик. Клацает приёмный лоток, принимая обойму снарядов.
Проходит минута, другая. Немцы всё ближе, уже можно разобрать, как они переговариваются между собой.
— Берёшь на себя правую. Та, что слева, в секторе первого расчёта, — шёпотом даёт последние инструкции сержант. — Потом подкалиберными по танкам. Тимофей, на тебе пехота…
Знобин медленно, очень медленно доворачивает зенитку в сторону немецкой пушки, спрятанной в кустах. Буквально на несколько сантиметров перемещается хобот зенитки. Водитель и прицельный берутся за автоматы, сержант за винтовку. При стрельбе прямой наводкой по наземным целям работы для них нет.
Как ни напряжённо ждёшь начала боя, всё равно от первого выстрела вздрагиваешь. Как шилом в задницу, — думает про себя Знобин. Всё правильно сделал первый расчёт — ударил по пушке почти напротив себя, затем хлестнул длинной очередью по скоплению техники. Начинают дымиться несколько машин и бронетранспортёров, танки одновременно, как стая птиц, поворачивают клювы стволов в сторону неожиданной угрозы. Но не все. Со стороны первого расчёта танковые клювики поникли. Видимые повреждения только на одном, танку досталось три снаряда. Дырки в башнях остальных на таком расстоянии не видны…