Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву

Хасбулатов Руслан Имранович

Вот тогда и выдвинулся в роли лидера отставной генерал Джохар Дудаев, который ранее служил в Прибалтике, а после отставки в 1990 г. вернулся в Грозный. Здесь он был приглашен в качестве руководителя националистической организации «объединенный конгресс чеченского народа» (ОКЧН), которая, однако, вплоть до описываемых событий какой-либо серьезной поддержки среди населения не имела. Руководили этой организацией, похоже, люди не глупые — они сразу поняли, какой лозунг им выдвинуть, чтобы получить массовую поддержку среди народа. — «За законную власть России во главе с Ельциным и Хасбулатовым! Долой изменника Завгаева!» Ну кто не поддержал бы в августе 1991 г. эти лозунги?

Местная власть так и не смогла принять какое-либо разумное решение. Разбежались все — партийные чиновники, правительство, Верховный Совет республики и т. д. Фактически власть повсюду в республике перешла к этому самому ОКЧН.

В целом эта весьма неприятная ситуация мне тогда не представлялась особенно драматической, я

был уверен, что ее мы разрешим без особенных трудностей, постепенно, по мере упорядочения обшей обстановки в Центре и Москве. Так бы и произошло, если бы не внезапно вспыхнувшая политическая активность вице-президента Руцкого. Сбежавшие бывшие лидеры Чечено-Ингушетии каким-то образом сумели сблизиться с Руцким, внушили ему вздорную мысль, что если немедленно не возвратить их на грозненский «трон», Дудаев поднимет весь Северный Кавказ против России. Руцкой сразу же поверил этой дезинформации, поднял панику, стал внушать «носиться» с идеей необходимости срочного введения «чрезвычайного положения» в Чечено-Ингушетии. Он побывал в Грозном, вернувшись, сделал доклад Ельцину, которого убеждал в важности введения ЧП, выступил перед парламентом и тоже пытался внушить идею о ЧП, но парламент его не поддержал в этом намерении. Ельцин также настороженно отнесся вначале к этой идее — как опытный партаппаратчик, он, видимо, почувствовал, что затея с ЧП не так проста, как представляется Руцкому. Руцкой дважды пытался склонить меня принять его предложение, но я ему ответил твердым «нет». Я сказал вице-президенту, что с «проблемой Дудаева» мы справимся не через «чрезвычайщину», которая крайне опасна (вспомним ГКЧП), — люди всегда относятся к таким мероприятиям настороженно-враждебно. Этого следует остерегаться на Кавказе — вспомните уроки Тбилиси 1989 г., Карабаха, особенно это неприемлемо для чеченского и ингушского населения, у которого свежи в памяти сталинские репрессии и массовые депортации. Более я ничего не слышал о подготовке этого ЧП, вплоть до попытки его введения в ноябре 1991 г. (Уже после отмены указа о ЧП Руцкой почему-то добивался моей «визы» на этом указе.)

… В Грозный вояжировал и Бурбулис (прихватив зачем-то Генерального прокурора Валентина Степанкова). По-видимому, он поддерживал затею Руцкого перед Ельциным, в противном случае, как мне представляется, Ельцин не одобрил бы ЧП и не подписал бы указ о его введении.

Эта авантюра Руцкого оказала огромное воздействие на судьбы СССР. В то же время это — пример того, как иногда ничтожная фигура, вознесенная игрой случая на политическую сцену большого государства, может своими бессмысленными действиями вызвать к жизни такие гибельные процессы, которые ведут к его исчезновению, имевшие свою прочную нишу в современных цивилизационных сообществах. Как оказалось, Руцкой «засекретил» свои приготовления относительно ЧП, заверил Ельцина в том, что Верховный Совет поддерживает эту инициативу, и добился подписания Ельциным соответствующего указа о введении чрезвычайного положения на территории Чечено-Ингушетии 7 ноября 1991 г.

Затея с ЧП с большим позором провалилась. Главная причина — полное отсутствие какой-либо подготовки — никаких воинских частей для поддержки введенного режима не было направлено в Грозный. Около 200 военных, которые приземлились на бывшем военном аэродроме в Ханкале, оказались в заложниках быстро собравшейся группы местных жителей — их первоначальный испуг прошел. Затем стали жарить шашлыки, брататься. Генерал Дудаев «милостиво» выпроводил воинство Руцкого за пределы Чечни. На этом и ограничились все «чрезвычайные мероприятия», предусмотренные «планом» Руцкого. Непрерывно растущая толпа в Грозном ликовала и бесновалась — Дудаев ловко использовал заведомо провальное «мероприятие Руцкого» для своей популяризации, обвинения Москвы в «имперской политике», разжигания антироссийских настроений. Конечно, огромное большинство населения республики понимало провокационную возню как Дудаева, так и Руцкого, но их откровенно смущало то, что я не сумел предотвратить этот глупейший, провокационный шаг. Сепаратисты, неожиданно для себя, оказались на пике славы, их «доблестью» восхищались московские демократические СМИ и ТВ, они победоносно праздновали поражение России, высмеивали ее руководителей, восхищались «мужеством» и «демократизмом» Горбачева, запретившего использовать армию и МВД для наведения правового порядка в Грозном. А Ельцин в эти два дня в Москве где-то прятался — em никто не мог найти, даже я, но просьбе Горбачева, пытался его отыскать и тщетно.

По Конституции России чрезвычайное положение, вводимое Указом Президента России, должно было в течение трех суток быть или одобренным, или отмененным Верховным Советом. После того как я узнал о введении этого ЧП и начале его провала, я занял позицию его решительной поддержки (коль скоро сделали глупость, надо ее хотя бы исправить).

По просьбе Руцкого и Шахрая (последний готовил всю нормативную базу Указа о ЧП) я попросил министра обороны Шапошникова и министра МВД Баранникова обеспечить войсками введенное в Грозном чрезвычайное положение (ЧП). Они сослались на Горбачева — нужен его приказ. Тогда я обратился с соответствующей просьбой к Горбачеву отдать нужный приказ этим министерствам, обеспечить войсками ЧП, но он отказал в этой моей просьбе, как ранее и другим, в том числе Руцкому. Говорит, что не следовало вводить ЧП, надо было решать вопрос по-другому, мирно, через договоренности — такие возможности, насколько он, Горбачев, знает ситуацию, имеются.

Затем Горбачев спросил меня: «Где твой Ельцин?» Отвечаю, что не знаю. Горбачев: «Найди Ельцина, и приезжайте оба ко мне — что-нибудь придумаем».

Но Ельцина я в тот день «не нашел»…

К концу третьего дня после введения этого пресловутого ЧП, убедившись в его провале, после бурного обсуждения на сессии Верховного Совета России, этот указ о ЧП был парламентом отменен. Кстати, даже сегодня раздаются голоса в российской печати (причем в той печати, которая в начале 90-х годов прославляла Дудаева), что якобы, «отменив указ Ельцина о ЧП в Грозном, Верховный Совет не дал своевременно погасить конфликт в Чечне в зародыше».

О предстоящей отмене ЧП, однако, я сообщил заранее Ельцину (который появился в конце третьего дня), щадя его самолюбие, — и в тот период он воспринял ситуацию вполне адекватно, согласился с этой неприятной необходимостью отмены его указа о ЧП в Грозном.

Однако именно этот провал ЧП, введенного ельцинским указом как следствие неразумной активности вице-президента, сыграл, по моему глубокому убеждению, самую непосредственную боль в форсировании ельцинистами процесса «раздела СССР».

Дудаевский путч в Грозном и провал намерений сместить мятежного генерала обнажил весьма странную ситуацию, сложившуюся в стране. Как оказалось, униженный и фактически отстраненный от власти президент Горбачев, в то же время, согласно все еще действующей союзной конституции, единолично решал вопросы об использовании вооруженной силы, ему подчинялись министры обороны, внутренних дел, спецслужбы — хотя они возглавлялись людьми, отобранными лично Ельциным, — они хорошо знали закон, а применение силы ведет к крови, гибели людей. И, естественно, немедленно возникает вопрос: на каком законном основании была применена сила? По закону такой приказ мог отдать только Президент СССР. А им был Горбачев.

И в час «X», когда лично от этих министров зависел исход событий в Грозном, они предпочли Закон и союзного президента Горбачева, а не фактического правителя страны Ельцина, не обладающего на принятие такого роде решений (использование силы) законным правом.

С такой точки зрения знаменателен мой разговор 7 ноября с министром внутренних дел СССР Виктором Баранниковым и министром обороны Евгением Шапошниковым. В ответ на мое настоятельное требование направить в зону ЧП подразделения внутренних войск МВД Баранников, в частности, сослался на то, что у него нет приказа президента СССР как главнокомандующего всеми Вооруженными силами Союза ССР. Он сказал буквально следующее:

— Вам надо, Руслан Имранович, договориться с президентом СССР о применении сил МВД и Министерства обороны. В противном случае, если прольется кровь в регионе конфликта, ответственность по закону вынуждены будем нести мы, работники МВД, как нарушители закона, я этого не хочу…

Аналогичным образом сформулировал свой отказ принять участие в подавлении мятежа и министр обороны маршал Евгений Шапошников, напомнив о «тбилисских событиях» 1989 г., когда высшие должностные лица СССР «подставили Армию», отказавшись подтвердить отданные ими распоряжения по подавлению митингующего грузинского населения. Министров можно было понять — они, наученные горьким опытом конца 80-х — начала 90-х гг., просто боялись даже малейшего отступления от духа и буквы Закона — им нужны были ясные, четкие, основанные на Законе приказы. К тому же они должны были быть вовлечены в разработку операции по введению ЧП на самых ранних стадиях, чего сделано не было. Не были привлечены к делу службы безопасности ни федерального, ни местного уровня (регионов, примыкающих к Чеченской республике). Конечно, министры не могли не знать о готовящейся операции, но никаких конкретных поручений и приказов им никто не отдавал. Они считали всю эту затею, и не без оснований, авантюрой.

Глава 3

КАК «ДОБИВАЛИ» СССР

Почему провал чрезвычайного положения в Чечне стал поводом, побудившим Ельцина свергнуть Горбачева?

Ельцин, который российским обществом после августовских событий воспринимался как былинный герой, был унижен Горбачевым, сброшен с высокого пьедестала почета и уважения на грешную землю. Он предстал перед изумленной публикой как нерешительный и бессильный глава всего лишь одной из союзных республик, имеющий и ныне, после августовских событий, не больше полномочий, чем те, которыми он обладал в начале своей карьеры во главе Верховного Совета РСФСР в мае 1990 г. Ненависть к Горбачеву буквально раздирала грудь Ельцина — мне это было видно больше, чем кому-либо другому, когда мы встретились с Ельциным для обсуждения сложившейся ситуации в Грозном, на третий день после ЧП, накануне отмены его Указа. Он был страшно зол и на Руцкого, который, собственно, подставил нас всех, — но особая ярость его была направлена в адрес ненавистного Горбачева. Буквально пылая местью, он не мог успокоиться, ходил широкими шагами по кабинету. «Я ему это припомню, я его сотру в порошок!» — рычал Ельцин, повергая в страх помощников.