Полураспад
Шрифт:
– Поступил!
– ворчал Илья Иванович, заматывая шарфом горло завлабу. Знаю я вас. Машину дайте, отвезу.
– И на "черном воронке" Кукушкин доставил своего руководителя в лабораторию. Там быстро и умело сделал ему холодную чайную примочку на глаз (оказывается, глаз-то красный, как у того пса, из-за которого Алексей Александрович лишнего вчера выпил), а на скулу налепил водочную.
– Подержите рукой... хоть с полчаса.
Телефон надрывался. Понимая, что это звонит Бронислава, Алексей Александрович снял трубку.
– Слушаю. Да, я. Ночевал здесь. У нас стенд потек...
–
6
Дома Алексей Александрович ни с кем не разговаривал - и тошно на сердце, и совестно. С виноватым видом только мать-старушку обнимет перед сном да сыну подмигнет красным глазом. Митька на отца смотрит завороженно, подозревая неизвестные ему тайны и подвиги.
Как-то утром, придя на работу, Алексей Александрович едва накинул лабораторный халат, как зазвонил телефон. Вряд ли Бронислава проверяет, где он. Неужто Белендеев? Пошел он в Фудзияму!
– Левушкин-Александров слушает.
Нет, это и не Мишка-Солнце. В трубке зашипел, как граммофон, вкрадчивый голос академика Кунцева:
– Не заглянете ко мне? Есть информасия.
– Конечно, - ответил Алексей Александрович.
Когда он вошел в кабинет директора, тот вышел из-за стола, протягивая обе широко разнесенных руки, словно собираясь подать гостю глобус, который стоял у него за спиной.
– Проходите, дорогой коллега.
– Глаза за стеклами очков не просматривались - стекла сверкали, как фонари. И округло блестела лысина. И костюм у директора тоже весь сиял - из отсвечивающей материи. Все это делало его похожим на какого-то инопланетянина.
– Я слушаю вас, - негромко, под стать старику, молвил Алексей Александрович и остался стоять. Он старательно жмурил больной глаз. Впрочем, надо отдать должное академику - за все время разговора он ни разу не остановил свой взгляд на красном глазе молодого профессора.
– Нет уж, сядьте, дорогой. Да сядьте же!
– И, когда наконец они оба опустились на стулья в стороне от начальственного стола, Иван Иосифович оглянулся и прошелестел, машинально крутя перед собой розовую пятипалую океанскую раковину, используемую вместо пепельницы.
– Такая ситуасия, дорогой. Вы что, уходите из семьи?
– Из какой семьи?
– поморщился Алексей Александрович.
– Из семьи братских народов - нет.
Намек на уезжающих за границу смутил директора, по его лицу прошла тень, но он заставил себя отечески улыбнуться. Мол, перестань валять дурака.
– У меня на днях была ваша жена. Замечательная, между прочим, женщина.
– Знаю. Что замечательная.
– Плачет.
– Я тоже. Иногда, - отвечал Алексей Александрович, внутренне зверея: вот уж не ожидал от Брони, что пойдет по начальству. С ее-то гонором.
– Ну есть некие трения. Но из трения рождается огонь, Иван Иосифович?
– Фраза получилась пошлая, но не обсуждать же с ним всерьез то, что происходит дома.
Впрочем, директор обрадовался шутке - шепотом посмеялся, кивая лысой головой, показал большой палец. И снова озабоченно засверкал очками, оглядывая завлаба, как будто давно его не видел.
– Но вы же не собираетесь рушить ячейку?
Он что, решил пошантажировать? Или это Бронислава пригрозила, что напишет письмо куда-нибудь? Но даже если напишет, кого это нынче встревожит? Не в посольство же Италии она будет писать?
– Нет, нет!
– Директор улыбнулся неправдоподобно белыми зубами, которые привез из Америки минувшим летом.
– Это касается лишь отношения в нашем кругу. Желающих много, появляются аргументы. Некто может сказать: он пьет, не запьет ли там... Не хотелось бы из-за сущей мелочи ослаблять делегасию. Между нами, тет-а-тет... Дело даже не в экологии.
– Для вящей важности он глянул на дверь, обернулся к окну.
– Есть большой шанс участвовать в проекте французов "Марсианская миссия". Это очень хорошо, что вы подключили лабораторию к проблемам БИОС. Как вы знаете, французы практически не участвуют в МКС. Так получилось. И вот, в порядке компенсасии, так сказать, в обход, они хотят совершить прорыв... И наши опыты по замкнутой системе жизнеобеспечения тут в самую жилу. Понимаете?
– Кто еще с нами?
– спросил Алексей Александрович, чтобы прикинуть, не оберут ли сибирский институт умные москвичи.
– Имбэпэ.
– Имелся в виду знаменитый Институт медико-биологических проблем.
– Проконтролируем. Единственное там запрещено - опыты с генной модификасией. И с радионуклидами тоже. Но нам не особенно надо, так?
"Он тоже поедет, - размышлял Левушкин-Александров.
– И я буду пристегнут к нему, как паж. Тоже ведет себя, как Белендеев. Но суть не в этом: для себя новой идеи пока не вижу".
– Хорошо, подумаю со своими, - ответил Алексей Александрович, поднимаясь.
В данную минуту для начальства его ответ означал только одно: Алексей Александрович мало ценит подарок начальства - командировку за рубеж. И все, что происходит в его семье, - его личное дело.
Старик скорчил соболезнующую улыбку кикиморы и проводил его до дверей. Сам он был женат в третий раз, как-то мелькала тут его избранница чернявая пигалица с огненными глазами.
Вернувшись в лабораторию, Алексей Александрович просидел несколько минут, уткнувшись в компьютер, - не работалось.
Стараясь не встретиться взглядом с Шурой, оделся и пошел прочь, в снежный буран. Нет, он Шуре ничего не обещал, да она и сама несколько раз предупредила его:
– Вы не думайте, я все понимаю. У вас большая жизнь... Я так, рядом... буду рада просто видеть.
Старательно жмуря больной глаз, Алексей Александрович зашел в ту же "стекляшку", где его все еще красное око вызвало сочувственные взгляды. Уборщица тщательно вытерла перед ним столик, он выпил полстакана водки, постоял на улице, подставляя лицо снежному вихрю, и явился домой. Брониславы еще не было. Мать кивком позвала его к себе в спаленку и, прикрыв дверь, тихо рассказала, что Бронислава просила прощения у нее за "отдельные моменты грубости" и советовалась.