Полвека любви
Шрифт:
Мажаровы жили недалеко от нас — на тишайшей улице Кришьяна Барона угол Дзинтари йела, за которой вытянулся вдоль морского побережья прекрасный парк. Они занимали квартиру в двухэтажном деревянном доме — ту самую, где их застала война.
Зинаида Мажарова встретила меня весьма гостеприимно, усадила пить чай с яблочным пирогом. Муж — майор Федор Семенович Мажаров — был на службе. Старший сын Славик готовил уроки в смежной комнате. Младший, Вова, вошел с черной кошкой на руках, застенчиво поздоровался и, выпустив кошку, сел за стол, приглядываясь к пирогу. Он-то, худенький, с удивленным выражением, застывшим
— Он еще только учится говорить по-русски, — пояснила Зинаида Степановна. — Там ведь с ними только по-немецки…
— Нет! Я говорить по-русски! — выкрикнул Вова.
— Говорю, — поправила мать и положила ему на тарелку кусок пирога.
Покойно и уютно в большой комнате. В голландской печке потрескивают дрова. За окнами — синий тихий вечер. Февраль притаился в ожидании близкой весны.
Голос женщины звучит вначале ровно, потом все чаще прерывается трудными паузами: Зинаида Степановна сдерживает слезы…
Под утро 22 июня 1941-го Либаву разбудил грохот бомбардировки. Федор Мажаров, молодой командир-зенитчик, был на своей батарее, вступившей в бой в первый же день войны. Он только успел позвонить Зинаиде, чтобы она собралась в дорогу: семьи командиров будут эвакуированы. Зинаида была беременная на последнем месяце. Эвакуация! Будущее пугало грозной неизвестностью. Но Зинаида не медлила: быстро собралась и вместе со своим первенцем, шестилетним Славой, пошла навстречу этому будущему…
«Юнкерсы» бомбят дорогу, переполненную беженцами. Зинаида лежит в канаве, телом своим прикрыв Славика. Кто-то из сослуживцев мужа видел ее в этот момент и впоследствии сказал Мажарову, что его жена убита при бомбежке.
Но Зинаида была жива. Она просто не имела права умереть. Новой жизни, которую она несла в себе, не было дела до войны, до бомбежек. И Славика не могла Зинаида бросить на произвол судьбы.
Немцы продвигались в Прибалтике быстро. В Риге, у моста через Даугаву, они задержали эвакуировавшихся женщин с детьми и отправили в лагерь при 2-й городской больнице.
Здесь 3 июля родился Вова. Невеселыми были поздравления подруг, в них Зинаиде слышались нотки сочувствия. Что будет с этим беспомощным существом, родившимся в немецкой неволе? Очень скоро новорожденный узнает голод и холод. В один из зимних дней фашисты отобрали у томившихся в камере узниц их старших детей. Увели и Славика. Тяжело прощалась с сыном Зинаида, целуя сухими губами ввалившиеся щеки мальчика.
У нее пропало молоко. Чем кормить Вову? Тюремной баландой? Зинаида держит ребенка на себе, пытаясь согреть его дыханием. Малыш уже не кричит, а только хрипит. Зинаида молит надзирателя: «Возьмите ребенка, он погибает, разве вы не видите?.. Возьмите куда угодно, только спасите…» Но надзиратель равнодушно цедит сквозь зубы: «Пусть умирает. Что из того?»
В волосах молодой женщины появляются седые пряди.
Медленно угасала жизнь маленького Вовы. Стали мутными, незрячими глаза. Не прожив и года, он умирал на руках полуобезумевшей от горя матери.
Только чудо могло спасти ребенка. И это чудо явилось в образе медсестры-латышки в центральной рижской тюрьме, куда в июне 1942-го перевели Мажарову.
«Он же у вас сейчас умрет!» — воскликнула она, взглянув на неподвижное
Медсестра накормила Вову овсяной кашей. Какое-то время она украдкой приносила овсянку и таблетки витаминов. И Вова ожил.
А 5 сентября тюремщики отобрали у женщин их детей. Таков был приказ, и никакие мольбы матерей не помогли. С лязгом захлопнулась дверь, звякнули ключи — и все было кончено.
Не хотелось жить. И уж тем более в Саласпилсе — жутком лагере смерти, куда в январе 1943-го бросили всех их, жен советских офицеров. Как выжила Зинаида — и сама не знает. Одна только слабая надежда, что где-то существуют ее дети, как-то поддерживала.
Побои и издевательства. Дым костров — это в лесу близ лагеря фашисты сжигали очередную партию расстрелянных узников во рву, вырытом самими же узниками. Постоянное ожидание — не за мной ли придет сегодня «Берта», огромная закрытая машина, увозившая заключенных туда, к кострам…
Между тем шло советское наступление. Уже был слышен отдаленный гул канонады. Однажды заключенных женщин вывели из лагеря и погнали куда-то по шоссе. И тут впервые за страшные эти годы Зинаиде Мажаровой улыбнулась удача: ей удалось бежать. Вдвоем с подругой скрылись в лесопосадке. Какое-то время, неделю или больше, просидели в заброшенном сарае. Гул моторов заставил их осторожно выглянуть. Глазам своим не поверили: по шоссе шли и ехали советские солдаты…
Летом 1945-го Зинаида возвратилась в Либаву. Какова же была ее радость, когда дома, на Кришьяна Барона, она увидела своего старшего сына! Славик обретался в детском доме под Тукумсом, потом батрачил у хозяев, пас свиней, а когда кончилась война, подался в Либаву — его приютила соседка по дому.
Мажарова начинает поиск младшего сына. Вместе с тремя другими женщинами она едет на Рижское взморье, в Майори, где в детском доме содержались дети, отнятые у них фашистами. Там узнали: в октябре 1944-го немцы погрузили более сотни детей, в том числе и их четверых сыновей, на пароход, уходивший в Германию.
Где и как искать Вову? Германия, хоть и разделенная на зоны оккупации, большая… Как примириться с потерей младшенького?.. И жив ли Федор?..
Федор Семенович Мажаров был жив! Прошел со своим зенитным артдивизионом от стен Ленинграда до Померании. После войны, взяв отпуск, он приехал в Либаву. Знал, что жена погибла, но, может, жив Славик?.. И вдруг — Зинаида живая! И Славик выбежал навстречу… Это было еще одно чудо…
Но без Вовы семья неполная.
Два года шла переписка Мажаровой и ее подруг по беде с советскими органами по репатриации. Два бесконечно долгих года эти органы неторопливо разыскивали в Германии детей, увезенных фашистами из Латвии. Надежда почти угасла…
Вдруг нашлись следы угнанных детей! Летом 1947-го из Германии возвратилась в Ригу Ирена Асарс-Филиппова. Там, в маленьком городе Клингенберге, она работала в сиротском приюте, где находились вывезенные из Латвии дети. От Ирены-то и узнали матери — Мажарова, Рахвалова, Гуртовая, Мухамедова, что их дети в этом приюте. Они немедленно пишут письмо на «самый верх» — Молотову. Из правительства приходит ответ: органам по репатриации дано задание затребовать у британской военной администрации указанных детей. (Клингенберг — в британской зоне оккупации.) Казалось бы, теперь-то дело на мази…