Полвека любви
Шрифт:
— Привет, молодожены!
Не странно ли: спустя десятилетия после памятной женитьбы в Махачкале мы все еще производили впечатление молодоженов…
«Nel mezzo del cammin di nostra vita» — «Земную жизнь пройдя до половины» — так начал Данте «Божественную комедию». Ему было тридцать пять.
По Дантову исчислению выходит, что я отмахал половину жизни, когда меня приняли в Союз писателей. В кабинете Мехти Гусейна, первого секретаря СП Азербайджана, я выложил на стол президиума свою книжку рассказов, премированную пьесу и стопку журналов
Переводы, надо сказать, занимали уйму времени. Особенно после того, как Оратовский познакомил меня с Гусейном Аббасзаде.
Гусейн — смуглолицый черноглазый сын Кавказа — редактировал детский журнал «Гёярчин» («Голубь»), Говорил он очень быстро, как бы выстреливая слова короткими очередями. Он, между прочим, и был артиллеристом на войне, и оказалось, что мы воевали по соседству — под Ленинградом.
Когда выпадала передышка, он сочинял стихи. Планшетка на коленях, по блокнотному листку бегут строчки — у «хладных финских скал» рождалось стихотворение на азербайджанском языке, опаленное огнем недавнего боя. Полевая почта увозила его в далекий Баку, и оно появлялось на газетной странице.
А в 45-м Гусейн был ранен под Бреслау. День Победы он встретил в санитарном поезде.
Гусейн Аббасзаде начинал литературную деятельность как поэт, но перешел на прозу — написал роман о генерале танковых войск Ази Асланове. Проза, видимо, пришлась ему по вкусу — а вернее, просто писатель нашел свой жанр. Хочу отдать должное моему другу Гусейну Аббасзаде: он умел осмысливать грубый материал текущей жизни и извлечь из него не только сюжеты для своих повестей и рассказов, но и нравственный урок. Эту составляющую его прозы я усиливал, оставаясь в заданных рамках сюжета.
Гусейн писал много и быстро. Не раз я просил его — не торопись, поглубже изучи профессии и обстоятельства жизни персонажей. Мне приходилось, переводя его повести и рассказы, вникать в занятия Гусейновых героев — то в нефтяное дело, то в микробиологию, то в юриспруденцию, а еще — в подробности французского и итальянского Сопротивления. Постоянно я был озабочен достоверностью изображения — и в своих вещах, и в переводах.
В течение 60-х и 70-х годов я перевел на русский язык дюжину повестей и множество рассказов Гусейна Аббасзаде. Последней работой был его большой роман «Водоворот». Все эти вещи печатались вначале в «Литературном Азербайджане», а затем выходили в московском издательстве «Советский писатель».
Наверное, мне следовало поменьше тратить времени на переводы и больше — на свои вещи. Но что тут поделаешь — таково было позиционирование русского писателя в национальной республике.
Я немного понимал уличный азербайджанский язык. Но для литературного перевода этого, конечно, было мало. Переводил я с подстрочников, то есть с дословных переложений азербайджанских текстов на русских язык. «Подстрочникисты» — не буду их называть — добросовестно
Ну вот, к примеру:
«В неподвижных взглядах аспирантов был написан интерес и удивление».
«После того, как Рагим зарыдал несколько раз, ноги его отошли».
«Профессор не мог определить архитектурный стиль здания, в основном он об этом не подумал».
«Профессор неожиданно засмеялся. Он так громко засмеялся, что проходящие мимо него растерялись. Он прикрыл рот рукой, пробежал бегом два переулка и исчез из глаз».
«Даже твоя жена — не твоя. Потому что жене нужен здоровый организм».
«Бедняги в период частной собственности не видели ни одного светлого дня».
«Люди, собирающие кровь друг друга в бутылку, с исторического времени нехорошие».
«Спускаясь с парашютом, я страшно переживал».
«Муж так лупит, что ребеночек вылетает».
«Садись, облегчись, омолаживайся, чтобы понравиться девушкам».
«А где же тот парень с пламенной речью, да еще разиня?»
«Толстый мужчина, похожий на винную бочку, ударяясь о перила лестницы, катился прямо на меня».
«Где плешивые, чесоточные и рябые, там умным людям одна забота».
«Варясь в этом котле политическом, что с политическим образованием своим я беспрестанно делаю? Повышаю ее».
«Да, да, чтобы удары тяжелые нанести врагам, какими мы в политической науке должны быть? Чутче гусей, в небесах парящих, в водах плавающих. И знать языки, как попугай».
«Ты не имеешь права оценивать людей по приставке к их имени из трех букв».
«Лучшая пора жизни человека это, наверное, пора невежества, когда ничего не понимаешь».
«Клянусь одинокой могилой моей тети на чужбине».
«У меня большая семья, и все ее члены малютки».
«Где написано, чтобы ты, ничего не говоря, как мертвый баран, хлопал бы глазами?»
«Проявив исключительную бдительность и проворность, мы с отцом купили по дешевке мужское нижнее белье, но оно оказалось хорошо накрахмаленным старьем. С тех пор презрение мое к спекулянтам усилилось в десять раз».
«Шарафниса, сидя на веранде, поила младенца кипятком».
«Впалая грудь матери заколыхалась».
Мне запомнился один осенний вечер 1957 года — тихий, свежий, немного печальный. Мы с 10-летним Аликом и моим двоюродным братом Лукодьяновым вышли из цирка — старого бакинского цирка на улице Гаджибекова. Мы любили цирковые представления, их яркую зрелищность, волшебный запах манежа.
Не спеша шли мы, обмениваясь впечатлениями. Свет фонарей желтыми островками лежал на асфальте. Вдруг на перекрестке, на улице Лейтенанта Шмидта, пронзительно взвизгнули тормоза. Мы увидели: из-под колес грузовика вынырнул незадачливый пешеход, спасшийся в последний миг. А было мгновенное впечатление, будто он прошел невредимый сквозь машину…