Полвека в мире экслибриса

Чернов Александр Борисович

Легенда настолько убедительно преподнесённая, что даже умнейший журналист Евгений Николаевич Писарев, и тот попался на этот крючок. В книге, посвящённой необычному коллекционеру «Вещественные доказательства Николая Алексеевича Никифорова», журналист писал об его отце как о бомбардире (термин прямо петровских времён), затем как о лихом кавалеристе, поместив к тому же в иллюстрациях фотографию того верхом на коне в офицерской форме. А родом он был, вроде, из Орловской губернии.

Отец его считался бомбардиром потому, что коллекционер хранил фамильные часы с награвированным текстом, что подарены бомбардиру Алексею Никифорову. Уточню, для меня абсолютно бесспорен факт службы отца Николая Алексеевича в молодые годы в артиллерии.

Но, рассматривая подобные «вещественные доказательства», следует смотреть не только на то, что часы старинные, но и исследовать гравировку, в какие годы она сделана, ведь в разные века граверы пользовались различными приспособлениями, так что можно установить примерную дату гравировки. В книге утверждалось, что отец был к тому же и кавалеристом потому, что коллекционер хранил фотографию, где тот лихо сидел с шашкой на коне.

А вот если внимательно рассмотреть семейную фотографию 1914 года, где тот в офицерской форме, то возникает вопрос, а что это он в кубанке и в военном зимнем пальто с меховым воротником, как у полицейских? Но, поскольку Николай Алексеевич не оставил интересных легенд об этой фотографии, то её восприняли без всяких вопросов. А, между тем, как в метрической книге Архангельской церкви города Тамбова 1914 года записано, что Николай родился 3 февраля, а был крещён 7 февраля, причём, родители записаны так: «Полицейский чиновник 2 части г. Тамбова Алексей Алексеевич Никифоров и законная жена его Мария Ильина» (2 часть это центр города. Ильина это не фамилия, а так написали отчество).

На самом деле его отец боролся с преступниками, занимался очень хорошим делом. Ну а то, что он поддерживал не социалистический правопорядок, а монархический, в том нет его вины. Кто виноват в том, что райкомы так поздно взяли власть… Можно понять стремление Николая Алексеевича скрыть службу в полиции отца, которого он любил, ведь в послевоенные годы в ходу больше был термин «полицай», ассоциировавшийся с понятием измены Родине. Николай Алексеевич немного не дожил до нашего времени, когда Президент России, чтобы поднять престиж правоохранительных органов, решил сменить название милиции на полицию. Прошло время, и не полицию, а милицию политики приучают считать постыдным названием. Так что, предвидя это, Николай Алексеевич мог бы и гордиться службой отца. А, скорее всего, он в душе так и делал.

Зная находчивость Николая Алексеевича, можно было бы поставить под сомнение время, когда была сделана гравировка на подлинно старых часах. Хотя, его отец до службы в полиции вполне мог быть и в армии. При Советской власти отец Николая Алексеевича репрессировался, был арестован, и даже дважды (правда, говорят, что за какие-то финансовые нарушения, но жизнь трудно классифицировать), так и умер вдали от родного дома. Был реабилитирован.

А вот рождение отца в Орловской губернии, сразу же делающее Николая Алексеевича не родственником, а однофамильцем старинной дворянской тамбовской фамилии, вызывает большой вопрос. Хотя тамбовские дворяне могли оказаться и в Орле. Многочисленный род дворян Никифоровых владел на Тамбовщине когда-то огромными поместьями, неспроста до сих пор у нас сохранилась Никифоровка и Никифоровский район.

Однажды Никифоров вполне серьёзно сказал мне, что в честь его названа улица Никифоровская. Я же, зная, что раньше это была дорога на Никифоровку, поинтересовался, мол, и Никифоровка тоже в его честь названа. Он, поняв к каким выводам можно придти, сразу же отказался от всех претензий, обратив всё в шутку.

В книге А.Н. Норцова «Кирасир военного ордена Алексей Трофимович Слепцов» приведены родственники героя книги видные тамбовские дворяне Никифоровы и помещена фотография одного из них, Николая Алексеевича Никифорова. Глядя на ту фотографию, я был поражён, насколько мой знакомый был похож на своего полного тёзку, жившего в XIX веке. Вылитый. То же строение черепа,

та же характерная мимика, и то же в очках, но только по моде того времени с узенькими стёклами. Наглядный пример силы ген. Помню, возникло даже озорное желание сделать экслибрис для Н.А. Никифорова с этим портретом, который все будут воспринимать как изображение коллекционера. Но сфотографировать в библиотеке ту иллюстрацию я не смог, поэтому пришлось отказаться от затеи.

Он настолько убедительно и ярко придумывал всяческие легенды, в том числе и о своём происхождении, что они бытуют и по сей день. Речь идёт об утверждении, что его год рождения, 1914, запечатлён на фронтоне здания губернского земства. Якобы его дядя, строивший это здание, обрадованный рождением племянника, решил запечатлеть это событие. Яркая версия, тем более что здание это сохранилось и по сей день. Проекты общественных зданий в то время обстоятельно обсуждались и утверждались чиновниками, а разрабатывались архитекторами, и ни в коем случае не подрядчиками. Так, что его дядя, подрядившийся строить губернское здание, при всём желании не мог по своему усмотрению поместить этот год, который, кстати, обозначал запланированное завершение строительства. Эта надпись была на проекте как минимум за три года до рождения легендарного коллекционера.

Рассказывая эту легенду, Николай Алексеевич не задумывался, что тем самым противоречит своему орловскому происхождению, которое разрывало его родственные связи с тамбовскими дворянами Никифоровыми. А тут, оказывается, был ещё и его дядя. Он, что, тоже орловский?!

Так или иначе, возможно и происхождение не позволило Николаю Алексеевичу учиться в советском вузе (хотя, честно говоря, я не представляю его, упорно зубрящим учебник перед экзаменом). Оно и к лучшему. Ведь он рассматривал всё без обязательного классового подхода и был далёк от общепринятых штампов.

Этот неординарный человек и решил сделать книжный знак не комунибудь, а самому Первому секретарю ЦК КПСС. А им был в то время Никита Сергеевич Хрущёв.

В 1962 году по просьбе Никифорова тамбовский график Георгий Васильевич Дергаченко нарисовал такой книжный знак. На фоне земного шара были изображены три руки, как символ дружбы трёх рас. С вполне приличной графической работы было изготовлено цинковое клише неважного качества. Тираж был отпечатан фиолетовой краской весьма небрежно, с непропечатками и марашками.

Не желая ограничиваться ролью только корреспондента, пославшего политику работу другого графика, Николай Алексеевич решает сделать и свой вариант. На нём был голубь, держащий шахтёрскую лампу, как намёк на шахтёрское прошлое Никиты Сергеевича, книга с надписью «мир» на разных языках и пальмовая ветвь. Сделан рисунок, чувствуется, с душой. Но, несмотря на то, что ему кто-то помогал, подправлял рисунок, многое вызывало улыбку. Особенно «удалась» пальмовая ветвь, которую он в каталогах потом почему-то называл оливковой, её вполне можно принять и за веник. Клише было сделано весьма небрежно, а отпечатан этот книжный знак тем же цветом, что и предыдущий. Возможно, эти экслибрисы печатали вместе.

Пускать в коллекционный оборот такие работы можно было вполне, а вот дарить Первому секретарю ЦК КПСС, руководившему великой державой, было нежелательно, кто знает, как тот воспримет любительский рисунок и посредственную полиграфию. Полагаю, что так и подумал Николай Алексеевич, предварительно посоветовавшись с кем-нибудь из обкомовских инструкторов, к которым был вхож. Но желание сделать экслибрис главе государства, который бы понравился тому, получить ответ политика – вот увлекательная задача. Ведь такой ответ дал бы широчайшие возможности для преодоления всяких чиновных рогаток, мешавших Никифорову. Так что тут дело было не только в честолюбии коллекционера. Такой экслибрис означал бы, что общество, некогда уничтожившее книжный знак, окончательно признало его возвращение.