Поляки и литовцы в армии Наполеона
Шрифт:
К слову сказать, по сведениям того же Бутурлина, у саксонского короля (под властью которого и находилось герцогство Варшавское) армия насчитывала всего 29 670 человек.
Накануне войны между Александром и Наполеоном разгорелось своеобразное соревнование: кто лучше польстит полякам. И надо заметить, перед величайшим личным обаянием Александра не могли устоять даже враги. 26 апреля 1812 г. российский самодержец прибыл в Вильно, чтобы провести смотр стоявшим здесь войскам, а заодно поближе познакомиться со своими ненадежными подданными. М. Богданович описывает необычное противоборство двух императоров:
«Император Александр, в короткое время пребывания своего в Вильно, привлек к себе жителей Литвы благодушием и ласковостью, составлявшими отличительные черты его характера. Многие польские магнаты, обвороженные приветливым общением с ними российского монарха, предлагали ему объявить себя владыкою Польши. Наполеон, опасаясь, чтобы нравственное могущество Александра не распространилось на Варшаву, решил послать туда резидента, который мог бы противодействовать влиянию русского правительства красноречием, пышностью, и в особенности – деятельностью и всевозможными происками. Выбор Наполеона пал на Прадта, архиепископа мехельнского. В числе наставлений ему данных сказано было: «доведите поляков до восторга, но не до безумия».»
Перед недюжинным обаянием Александра не устояли те, кто лично имел с ним беседы; остальная Литва ждала Наполеона.
В поэме А. Мицкевича «Пан Тадеуш», названной еще при жизни автора «Энциклопедией польской жизни», ксендз с несвойственным священнослужителю восторгом сообщает судье последние слухи:
«…Наполеон идет уже сюда,Сдаются крепости ему и города,Ведет он армию, какой еще дотолеНе видано нигде и не увидят боле;А с этой армией и наша, говорят,И наши там штыки на солнышке горят,И белые орлы через леса и горыЛетят сюда, в Литву…»Этот отрывок из первого перевода поэмы на русский язык, произведенный Николаем Бергом, изданный в 1875 г. Но прежде русского перевода, «Пан Тадеуш» попал ко мне на белорусском языке. Настолько эмоциональнее белорусский перевод, настолько сильнее в нем надежды участников диалога на грядущую войну и связанную с ней независимость,… что я не сразу даже нашел этот кусочек текста в варианте Берга. Впрочем, можно привести и белорусскую версию слов ксендза (она не представит особой сложности для русскоязычного читателя):
«Тут справы важныя, мой брат: вайна і годзе!Вайна за Польшчу! Браце! Будзем на свабодзе!Вайна вось-вось пачнецца! Едучы таёмнаСюды, фарпосты бачыў я ўжо каля Нёмна.Напаляон збірае гэтулькі народу,Што свет не помніць, чалавек не бачыў з роду.3 французамі ідзе і польскі корпус цэлы:Дамброўскі, Панятоўскі і арол наш белы!Яны ўжо блізка. Хай па першаму наказуПраз Нёман ступяць, і Радзіма ўскрэсне зразу!»Герои поэмы А. Мицкевича не собираются ждать освободителей – сидеть сложа руки; в следующее мгновение у них возникает грандиозный план, над которым можно было бы посмеяться, если б население этих земель действительно не связывало с Наполеоном восстановление независимости Польши и Литвы:
«…А разве мало дела?Ужели думаешь: Литва бы усиделаНа месте, если бы французы были здесь?Так надо упредить, край подготовить весьК войне как следует; железный фонд не худоСобрать заранее! Наполеон оттуда,Мы – с тылу на Москву, отсель! Наш Борзый коньЗаржет, почуявши губительный огонь,И зарычит Медведь лесов дремучих Жмуди,В страх нашим недругам – и встанут наши люди!«Что это?» – спросит вдруг отец-Наполеон«Охотники! Литва!» – гремит со всех сторонСто тысяч голосов: «Литва, яснейший пане!Литовских темных пущ и дебрей поселяне!»Наполеон на землях Великого княжества Литовского
Поляки, пожалуй, единственные в огромной разноплеменной армии встретили известие о войне с Россией с искренним восторгом; французы шли в поход за своим императором по привычке, австрийцы и прусаки – по принуждению.
«Как только распространилось известие о войне, вся молодежь, не ожидая призыва, бросилась к оружию, – описывает состояние польского общества графиня Потоцкая. – Ни угрозы России, ни расчеты и опасения родителей не могли остановить этот патриотический порыв…
Новое поколение пришло на смену старому, которое отчасти уже исчезло в рядах французской армии, и дети, пылая от возбуждения, с лихорадочным любопытством слушали рассказы старших: надежда вернуться с победой устремляла их к героическим поступкам. Солдаты, едва вышедшие из юношеских лет, приводили в восхищение старых гренадеров. Без военного мундира никто не решался показаться па улице, боясь насмешек уличных мальчишек».
И без того великий патриотический подъем подпитывался извне. Наполеон понимал, что по-настоящему преданных союзников в Европе у него быть не может, за исключением поляков. Его старания описывает Потоцкая:
«Очень искусно играя на слабой струнке поляков, император не пренебрегал ничем, что могло польстить им, и довел их энтузиазм до крайней степени напряжения, поддерживая их заветные надежды, но, не давая в то же время никаких определенных обещаний».
Биньон – официальный представитель Франции в Варшаве – «получил распоряжение тщательно ознакомиться с национальными традициями поляков во время поголовных восстаний».
Поляки были действительно готовы на многое. Вот как описывает ситуацию барон де Марбо:
«Самые горячие господа из различных провинций Польши предлагали Наполеону поднять все провинции и привести к нему на службу свыше 300 тысяч человек в тот день, когда он провозгласил бы принципиально, что все разделы их страны аннулируются, и восстанавливается Польское королевство».
Несомненно, поляки бы выставили достойную армию по одному только росчерку пера этого вершителя европейских судеб. Но их чаяния не мог удовлетворить даже всемогущий Бонапарт. Ведь подразумевалось отнять польские земли не только и не столько у России, но у Австрии и Пруссии. А ведь в кампании 1812 г. на левом фланге наступал на Ригу наполеоновский маршал Макдональд с 35 тысячами пруссаков; на правом фланге шел корпус князя Шварценберга с не меньшим количеством австрийцев.