Поляна, 2013 № 02 (4), май
Шрифт:
— Нэ тронэм… Надоело джихад делать, хотим бизнес делать, — опять вклинился боевик. — Выходи, нэ бойся…
— Алло!.. — вновь послышался голос миротворца. — Солдаты, ваша сдача в плен не будет расценена как трусость. Это переломный момент! Подумайте! Алло! Вы меня слышите? Повторяю: стопроцентная договоренность достигнута! Алло!.. Опять ударили пулеметы. Казалось, что стреляли со всех сторон. Пули ложились все ближе.
— Мы сдаемся! — крикнул Сашка. — Так хоть шанс есть у нас, ребята, а по-другому —
Духи перестали стрелять. Сашка первый поднялся, бросил на землю автомат. Из придорожных зарослей показались абреки. Подошли, подняли оружие, руки связали солдатам за спиной их же ремнями, подтолкнули в спину прикладами:
— Полэзайтэ в кузов…
— А домой когда? — спросил Сашка.
— Сейчас и поедэм… Скоро дома будэшь…
Пленных солдат привезли в горный аул, бросили связанных в придорожную пыль. Боевики лениво пинали их ногами, скалили зубы, смеялись…
Теперь, лежа в пыли, голова к голове, солдаты гадали о своей судьбе:
— Похоже, надули нас, ребята, — сказал веснушчатый рыжий парень, — зря погибаем.
— Погоди, может, сейчас приедут за нами. Может, так условились, — сказал Сашка.
— Если бы условились, нас прямо там бы и отпустили. Чего в горы-то тащить? — возразил рыжий.
Недолго спорили абреки, двоих солдат подняли с земли, приказали снять одежду, потащили в придорожную хибару.
— Радуйтэсь, будетэ цэлы, — ухмыляясь, говорили им.
— Да что ж это, ребята? — забормотал рыжий. — Это ж почище смерти будет…
А голых солдат затолкали в хибару. Следом ввались десять абреков. Пятеро других остались охранять пленных. Хохот послышался из хибары…
— Уж лучше смерть, чем такое… — застонал рыжий.
Если и есть граница позору, то для каждого она своя… Как и обещали, отпустили абреки тех двоих солдат домой и живыми добрались они до своих, но и недели не прошло, как нашли их повешенными… Не сумели они жить с такой памятью…
Раненых не перевязали, от потери крови они были еле живы. Им первым и перерезали горло…
Бритоголовый абрек, поднял с земли рыжего, отвел в сторону, приказал опуститься на колени.
— Не надо, люди добрые, я жить хочу, — забормотал солдат. — Ну, пожалуйста, люди добрые…
— Мы добрыэ… добряши мы… Поднэми голову… — занося нож, приказал абрек.
Солдат втянул голову в плечи, изо всех сил прижал подбородок к груди. Не справиться с ним одному малорослому абреку; бьет ножом сверху, порезал ухо и шею, до горла добраться не может. Подскочили другие двое, автоматными прикладами оглушили парня, добрались до горла, и пролилась алая кровь на траву…
Когда подняли четвертого, оттолкнул он абрека плечом, побежал вниз с пригорка к лесу. Загикали, заулюлюкали,
Все видел Сашка, понял: пришла погибель. Только бы вытерпеть, чтоб не была она позорной и мучительной. Когда наклонился к нему абрек и вдавил толстые пальцы в голову, и приставил к горлу холодную сталь, Сашка зажмурился крепко и попросил кого-то на небе, чтобы страдания его быстрее закончились. А о правозащитнике-миротворце он даже и не вспомнил…
Доктор Краузе
Во время обхода одной из улочек небольшого надтеречного городка подорвались на мине двое чеченских милиционеров. Хлопок, и одного разделило пополам, другому оторвало обе ноги. Остановить кровь не удалось. Вскоре все было кончено.
Когда погрузили и увезли тела, оказалось, что осколком легко ранило лейтенанта Селиванова. Лейтенант сидел на траве возле машины, ремешком перетянув ногу. Осколок торчал чуть пониже икры, как большая корявая заноза.
— Давай вытащим, — предложил кто-то. — Раз, и нету.
— Нет, погодь, так нельзя, тут наркоз нужен, — разглядывая пропитанную кровью штанину, отказался Селиванов. — Мало ли что, может, он загнутый, дернешь — полноги с мясом…
— А ты выпей, чтоб не больно было…
— Да я уже…
— Ну, все, брат, отвоевался. Теперь комиссия, — усмехаясь, определили собравшиеся.
— Оттяпают ногу, это точно.
— Это почему?
— Ясно почему… Осколок-то нестерильный! Или ты думал, его чехи в кипятке держали, прежде чем в начинку класть?
— Это ты брось.
— Что брось? Случай был. Парню пальцы на ноге поранило. Скажешь — пустяк? А ему чуть ногу не отрезали. Неделю провалялся в госпитале, нога вспухла… вот-вот гангрена. Но повезло, перевели в другой госпиталь, а там ему и «блокаду», и антибиотики, и промывания.
— Тут ведь — куда попадешь…
— А потом им, докторам тебя лечить ни к чему. Им же отчетность нужна, по сложности операции…
— Прощайся с ногой, парень… Тут на «броне» подкатил командир отряда.
— В госпиталь, живо! Грузите в машину, — распорядился он.
— Товарищ майор, — просил по дороге Селиванов. — Как бы мне того… ногу не отрезали… Может, не надо в госпиталь, может, в Москву?
— Ты что? В своем уме? Куда я тебя с такой ерундой в Москву отправлю? К местному поедем…
В местную городскую больницу, как мотыльки к Айболиту, сбредались все, кто искал врачевания: днем это были мирные жители, ночью в окна украдкой стучались боевики, после «зачисток» — федералы и милиционеры. Главный врач — Рафаэль Самуилович Краузе — напоминал библейского старца.