Поляна, 2013 № 02 (4), май
Шрифт:
— Ну-с, что у нас тут?.. Режьте штанину, — устало проговорил он, заходя в процедурную. Селиванов сам осторожно разрезал штанину, стараясь не касаться осколка зачерствевшей тканью.
— У-у, чепуха какая, — глянул доктор. — Зря и привезли… Ради такого пустяка и волноваться не стоит.
— А вы, доктор, ноги режете? — спросил вдруг Селиванов.
— Я режу? — удивленно из-под очков глянул доктор. — А отчего вы интересуетесь? Селиванов стушевался.
— Ну, так…
— Ага. Это понятно. Ну что ж, конечно, режу! Как же их не резать? Когда надо, обязательно режу. Или по просьбе…
— Очень просто, пилой отрезал… Как же еще? Ногу в банку положил, заспиртовал, вон она на шкафу стоит, можете посмотреть. — Доктор небрежно кивнул за спину Селиванова. Стоило тому повернуть голову, как хитрец-доктор молниеносно ухватил торчащий осколок рукой и рванул его из ноги. Селиванов коротко вскрикнул, а доктор, бросив осколок в какую-то эмалированную посудину, сказал:
— Что вы орете? Идите на перевязку… Конечно, если вы непременно желаете, чтобы вам-таки отрезали ногу, тогда приходите в другой раз…
Налет
Низкое серое небо разлилось над Ингушетией. Предутренний туман стелется по предгорью, окутаны им сонные луга, леса и овраги. Все еще спит, лишь сбитая с высокой травы роса блестит на тяжелых ботинках…
Отряд идет со стороны гор. Впереди Курбан Чхартоев, молодой абрек, немало врагов сложили головы от его руки. Кривым шрамом рассечено его лицо, это след от солдатского ножа. При штурме Города в рукопашную схлестнулся он с русским, и лежать бы ему мертвым, если бы не подоспел вовремя верный друг Абдула…
Курбан слывет храбрейшим среди абреков, дом его самый богатый в ауле, самая красивая женщина принадлежит ему, без счета у него баранов и русских рабов. Из лихих набегов часто возвращался он с добычей, и всегда ему сопутствовала удача. Смело шли под его начало другие…
Много храбрых воинов в отряде Курбана, тут и украинцы и прибалты, ингуши и чеченцы. Всего тридцать человек, у каждого за плечами не одна война…
Впереди в низине показалась станица. Казаков осталось там не более полусотни, против пяти тысяч, что жили здесь раньше. Но скоро и тех не останется здесь. Убили горцы местного казачьего атамана, в его же доме, средь белого дня, так чтоб и другие видели. Казаки кинулись к ружьям, да жены вцепились в сапоги, схватили за руки, запричитали: «Куда, оглашенный?! О детях подумай! Ведь убьют, на кого мы останемся?! Сиди! И без тебя обойдется…» Короток бабий ум… Так и засели казаки по своим домам…
А у злодеев на лицах маски, и много их, и автоматы, и гранаты, и на машинах они. Наступили лихие времена… Кто оборонит? Кругом неразбериха, делят все, рвут на куски, есть ли кому дело до казацких станиц на Кавказе… Было время, когда сами казаки стояли за себя, наводя страх на горцев, но извели казачью вольницу, и не возродить им былую силу…
За день покинула станицу половина жителей. Со всем скарбом, с детьми, женами и стариками бежали, бросив дом и хозяйство. Кто к родным поближе к Ростову, кто дальше к Москве, кто в Сибирь.
В опустевшие дома вселялись новоселы, на все готовое, пей гуляй! А коли приглянулся дом какому-нибудь Асману, но хозяин не спешил съезжать, то ночью спускались с гор тени в масках, и утром дом стоял уж пустой, труп хозяина находили в овраге…
Вскоре остались в станице одни старики и старухи, кто уж век доживал и на чьи дома никто не зарился.
Туда держал теперь путь Курбан. Не заходя в станицу, постучал в крайний дом. Здесь живет Мовлади Бараев. Уже год служит он в ингушской милиции. На стук в окно выглянул он, увидел старого друга.
— Здравствуй, Курбан.
— Мир твоему дому, Мовлади. Пойдем. Пришло время поквитаться с неверными. Взял автомат Мовлади, вышел из дома и присоединился к отряду.
— Есть в станице милиция? — спросил Курбан.
— Есть два дома, туда зайдем, — ответил Мовлади. — Продались русским за похлебку, против братьев воюют.
Бесшумно подкрались они к дому Саида Будунова. Постучал в дверь Мовлади. Из-за двери послышался голос жены Саида:
— Это ты Мовлади? Что случилось? Зачем так рано пришел?
— Открывай, — прошептал Мовлади, — бандиты в станице.
— Ой, беда! — заплакала жена Саида. — Чуяло мое сердце…
— Не плачь, женщина, а лучше открой дверь, пока не увидели меня бандиты возле твоего дома, и не пришли сюда.
— Сейчас… От страха с замком не слажу, руки не слушаются…
— Открывай, открывай быстрей, не то все погибнем…
Открылась дверь, вошел в дом Мовлади, а за ним Курбан Чхартоев. Схватил женщину за волосы, зажал ей рот рукой, потащил в комнату.
— Эй, Саид, хватит спать, встречай гостей! Вскочил с постели Саид, все понял, говорит:
— Ее и детей не троньте, будьте людьми.
— Не тронем, но и ты веди себя тихо.
Тут послышался стон из детской. Все понял Саид, кинулся на Мовлади, но ждал этого злодей, сверкнул нож — и рухнул, обливаясь кровью, Саид, а на труп его кинули и бездыханное тело жены.
Так поступили и в другом доме, указанном Мовлади. Вырезали всю семью, стариков и детей.
В станице к ним присоединились еще пятеро джигитов, сели в машины, поехали по дороге в сторону Города. Впереди армейский блокпост, Курбан с отрядом двинулись в обход. Бой был коротким. Сонные милиционеры связаны. В их форму облачились боевики. Оставив небольшой отряд на посту, разбились на группы, рассыпались по Городу, у каждой свой адрес, полученный от Мовлади.
Солнце еще не успело подняться из-за гор, а уже рекой лилась кровь, трещала на улицах стрельба. Внезапно напали бандиты, кто как мог отбивался от них.
А в это время через захваченный блокпост проезжал замминистра внутренних дел республики. Остановил его украинец Копыто, из отряда Чхартоева.
— Предъявите документы! Разъяренный чиновник выскочил из машины.
— В чем дело? Я замминистра. Доложить обстановку! — закричал он гневно. Думал он, что перед ним незадачливый боец, который и начальства-то знать не знает. Сейчас устроит он ему разнос, покажет, что значит шутить с ним… Не много-то он понимал…