Полюс капитана Скотта
Шрифт:
— Считаете, капитан, что он в самом деле будет догонять? — не поверил Отс, который, похоже, устал возиться с унтер-офицером. — Подозреваю, что Эванс решил окончательно оставить группу.
— В каком смысле? — спросил Бауэрс.
— В самом естественном — уйти во льды, чтобы навсегда остаться в них, — задумчиво ответил ротмистр, оглядываясь и стараясь на ходу проследить за действиями унтер-офицера.
— Считаете, что он решил сделать это осознанно? — поинтересовался Уилсон. — Что он попросту затеял с нами игру, чтобы
— Не исключено.
— Сомневаюсь. По-моему, он уже почти не отдает отчет своим действиям.
— Разве это имеет какое-то значение: осознанно — неосознанно? — возразил Отс.
— Имеет, ротмистр, конечно же имеет, — уверенно вклинился в их полемику Скотт. — Если он уходит осознанно — это поступок мужественного человека. Но пока что мы видим рядом с собой человека растерянного, серьезно больного, которого не имеем права бросить на произвол судьбы.
— Тогда что предпринять? — растерянно спросил Уилсон.
— Будем возвращать его к саням до тех пор, пока Эванс способен двигаться. При этом мы должны идти вперед, к ближайшему складу, иначе погибнем вместе с унтер-офицером.
Бауэрс пытался продолжить этот разговор, однако ему никто не ответил. В наступившем молчании было явственно слышно шуршание лыж и ревматический скрип полозьев.
Когда более часа спустя Скотт остановил группу, то увидел, что фигура Эванса уже едва различима на сером горизонте. Он тут же объявил привал. Отс и Бауэрс хотели идти навстречу Эвансу, однако Скотт приказал им забраться в палатку и отдыхать, явственно давая понять при этом, что не желает потерять во время этого перехода всех троих.
Однако время шло, а унтер-офицер приближался настолько медленно, что Скотт сам не выдержал и, запретив своим спутникам выходить из палатки, пошел ему навстречу.
Эванс все еще стоял на лыжах, но двигался он настолько медленно, и вся фигура источала такую неуемную усталость, что само пребывание его на ногах казалось чудом.
— Что с вами происходит, унтер-офицер? — еще издали спросил начальник экспедиции, наблюдая за тем, как Эванс снимает лыжи, зажимает их под мышками и приближается к нему пешком.
— Я немного устал, господин капитан, — извиняющимся тоном объяснил полярник и попытался улыбнуться.
— Мы все устали, унтер-офицер, смертельно устали, тем не менее держимся и даже тащим на себе сани. Вы же постоянно отстаете, задерживая всю группу. — Говорить начальник экспедиции старался вежливо, но в то же время жестко, и Эванс это почувствовал.
— Просто так получилось, что я потерял лыжи, поэтому пришлось возвращаться. Но ведь, как видите, догоняю вас.
— Мы уже полчаса ждем, когда вы поравняетесь с нами, унтер-офицер. Если так пойдет и дальше, запасы нашего продовольствия закончатся на сутки раньше, чем нам удастся обнаружить очередной склад. Это в лучшем случае, если нас не настигнет снегопад или буран.
В двух шагах от Скотта унтер-офицер поскользнулся, упал и, перевернувшись на спину, разбросал лыжи и руки. Капитан остановился над лежащим, и взгляды их встретились. В глазах Эванса было столько мольбы и столько вины, что суровое сердце капитана содрогнулось.
— Я понимаю, что сейчас вам очень трудно, унтер-офицер.
— Погибельно трудно, сэр, — согласился Эванс.
— Судя по всему, вы совершенно обессилены.
— Только доктора Уилсона звать не нужно, это бессмысленно; пусть пока отдыхает.
— В таком случае, вам нужно подняться. Немедленно. Давайте я помогу, — подошел Роберт так, чтобы подхватить его под мышки.
— Хотя бы десять минут спокойствия, господин капитан первого ранга, хотя бы десять минут! — буквально взмолился Эванс, утомленно приподнимая руки. — Ради всех святых, не торопите. В этот раз не надо. Позвольте полежать, это такое блаженство…
— Свои десять минут и даже больше вы получите в палатке, Эдгар. Взгляните, она уже рядом. В ней теплее, а значит, безопаснее. Мы напоим вас чаем, а доктор осмотрит.
— Понимаю, в палатке хорошо, — проговорил унтер-офицер, закрывая глаза. — Но до нее еще нужно дойти. Я смогу это, если позволите немного отдохнуть.
— Но ведь до сих пор вы вполне нормально двигались, — не смог скрыть накапливающегося у него раздражения капитан. — Осталось сделать последний бросок.
— Только что я сделал его, этот последний бросок, — в свою очередь, стал суровее голос Эванса. — Наверное, он действительно был последним.
— Нельзя терять мужества, унтер-офицер, нельзя…
— Я очень боялся упасть там, в долине, когда вы уже были далеко. Понимал, что если упаду, — погибну. Вы за мной не вернетесь. И действительно не вернулись бы.
Скотт подобрал лыжи и, положив их под голову больному, уселся рядом, на заснеженный кусок льдины. «Вот теперь, — мысленно сказал себе капитан, — все становится на свои места. Ротмистр Отс оказался неправ: никакого желания пожертвовать собой ради спасения своих товарищей у унтер-офицера Эванса пока что не возникало. Наоборот, он панически боится отстать от группы, а значит, погибнуть. Поэтому придерживаться формулы: „Дать унтер-офицеру уйти по-джентльменски“ нельзя, в данной ситуации она не применима».
— Что значит: «Не вернулись бы»? Вы не могли так думать, унтер-офицер, не имели права. Разве до сих пор мы не возвращались за вами?
— До сих пор — да. Но теперь… Словом, всему приходит конец, в том числе и человеческому терпению. Я ведь понимаю, что давно стал обузой для группы. — Эванс открыл глаза и с надеждой взглянул на капитана. — Так думают все, кто остался в палатке, в этом последнем пристанище обреченных. Если бы не мои выходки, вы давно оказались бы возле «Нижнего глетчерного» склада.