Поместье Кларенс
Шрифт:
— Это были американские горки. Взлеты и падения. Даже после того, как она уехала в последний раз, мы должны были выровняться, но поездка просто продолжалась. И долгое, очень долгое время я думала, в этом виновата мама. Но теперь, после прошедшего года, я вижу, что и он тоже. У папы были перепады настроения. И надо отдать ему должное, когда я была моложе, он отлично справлялся с их сокрытием. С сокрытием депрессии.
Рука Эдвина крепче сжала ее руку.
— Черт, Кассия.
Возможно, он догадался, куда она их ведет, но ей все равно пришлось произнести
— Он отправил свою книгу нескольким книжным агентам. Это была художественная литература, а большинство его коллег публиковали научную литературу. Но у него была эта история, и она ему нравилась. Поэтому он послал ее в мир. А мир был суров.
В течение многих лет он получал отказ за отказом. Он вложил всю душу в эту книгу, и никто не был добр в своих отказах.
— Это сокрушило его дух. Он пошел по спирали. И я должна была сделать больше, — сказала Кассия. — Мне следовало обратиться за помощью раньше. Велеть ему забыть о книге. Я не знаю. К лету, предшествовавшему моему поступлению на первый курс, он начал много пить. Ему приходилось принимать таблетки, чтобы уснуть. Я забеспокоилась, поэтому прямо сказала ему об этом. И он заплакал. Он плакал так сильно, что это разбило мне сердце. Я никогда раньше не видела, чтобы он плакал. Ни разу, после всех тех случаев, когда моя мать причиняла нам боль, я не могу вспомнить, чтобы он плакал.
Каждый раз, когда ее мать уходила, слезы всегда принадлежали Кассии. Папа был там, чтобы стереть их для нее.
— Он обещал обратиться за помощью. Он начал ходить к психотерапевту. И он был счастливее. Но это было не из-за консультации. Это был Джош.
И в этом была суть конфликта Кассии.
Потому что, хотя она и не смогла помочь своему отцу, Джош смог.
— Я понятия не имела. Вообще. — Она закрыла глаза, и образ их вместе всплыл в ее сознании. — Я должна была быть на занятиях, но профессор заболел, и вместо того, чтобы слоняться по кампусу, я пошла домой пешком. И застала их… вместе.
— Вместе, — повторил Эдвин.
— Вместе. — Она закрыла глаза, но это не помешало слезам просочиться из уголков. — Почему они просто не сказали мне? Почему папа не поговорил со мной? Почему не поделился этой частью себя? Мне бы никогда не было до этого дела. Я просто хотела, чтобы он был счастлив.
Даже если это означало потерять Джоша.
— Это был шок. Попасть в такую ситуацию не только из-за моего отца, но и из-за Джоша. Я, эм, не очень хорошо отреагировала.
Эдвин кивнул.
— Понятно.
— Я закричала. Я сказала кое-что, чего не имела в виду, о том, что никогда больше не хочу видеть ни одного из них. А потом я ушла. Я сделала то, что делала вчера, я ездила по городу несколько часов. Я сняла номер в мотеле и плакала до тех пор, пока не заснула. Это было больно. Потому что они лгали мне. Прятались. Особенно папа. Почему он просто не сказал мне? Зачем заходить так далеко? Когда они могли бы просто рассказать мне об этом. Почему?
И у нее никогда не будет шанса спросить.
Слезы
— Я пришла домой на следующее утро. Мне нужно было собрать свои вещи для занятий. В доме было тихо, и я подумала, что, может быть, папа уехал в кампус. Но его портфель лежал на обеденном столе, а он никогда никуда не ходил без этого портфеля.
Она купила его ему в качестве поздравления в тот день, когда он закончил свою книгу.
— Я нашла его в его комнате. — Ее горло было как наждачная бумага, но остановиться было невозможно. — С бутылкой водки и пузырьком снотворного. Они сказали, что это была случайная передозировка.
— Кассия. — Эдвин отпустил ее руку, чтобы заключить в объятия и прижать к своей груди. — Черт возьми, мне жаль. Мне так жаль.
— Мне тоже.
Исчезнут ли когда-нибудь образы того дня? Неправильный цвет щек ее отца, пепельный и полупрозрачный. Его грудь не двигалась, даже когда она прижалась ухом к его сердцу, зная, что ее встретит тишина. Его глаза, такие же карие, как у нее, закрылись навсегда.
— Почему? — всхлип вырвался наружу. — Почему он бросил меня?
— Рыжик. — Эдвин прижал ее крепче, когда с ее губ сорвалось еще одно рыдание. И тогда всякая надежда удержать свои эмоции под контролем испарилась.
— Я даже не могу вспомнить, что я им сказала, — выдавила она, ее слова были приглушены его грудью. — Когда я поймала папу и Джоша. Я знаю, что была зла. Мне было больно. И я просто продолжаю пытаться вспомнить, но это похоже на то, что тот момент исчез из моей памяти. И я не знаю, сказала ли я что-то такое, что заставило папу…
— Прекрати. — Эдвин встряхнул ее. — Ты не можешь взять на себя ответственность за это. Это не твоя вина.
Может быть, это и не так. Но это ничуть не облегчало реальность.
— Я скучаю по своему папе.
Ей не хватало его смеха. Она скучала по его дрянным шуткам. Она скучала по тому, с каким восторгом он относился к истории. Она скучала по тому, как он обнимал ее и как загорались его глаза, когда она входила в комнату.
И это страстное желание увидеть его снова, извиниться и сказать ему, что, несмотря ни на что, она любит его, никогда не исчезнет.
Только сегодня вечером ей не пришлось нести это бремя в одиночку. Поэтому она прижалась к Эдвину, позволяя ему утешать ее, пока она плакала. Кассия не была уверена, как долго длился ее срыв, но, когда она отстранилась, рубашка Эдвина была мокрой.
— Прости.
— Не извиняйся. — Он провел рукой по ее волосам, все еще влажным после душа. — Все это произошло только прошлой весной?
— Да. — Она кивнула, насухо вытирая лицо. — Когда папа умер, я унаследовала все. Наш дом находился в прекрасном месте, и он расплатился за него. Я продала его и все остальное. Я отчислилась из «Хьюза», потому что это было слишком тяжело. Слишком много людей знали о том, что произошло. Меня тошнило от чужих взглядов. От шепота за спиной. За каждым углом таилось воспоминание. Плюс Джош.