Помни имя свое
Шрифт:
— Пакистан имеет свои интересы, друг мой. Возможно, они совпадают с вашими.
— Да, когда слон потоптал охотников, ехавшая на его спине блоха сказала: «А здорово мы их»… — ответил хамством Джозеф Ли.
Взглядом генерала можно было обрезаться.
— В конце две тысячи десятого года вы договорились с полковником Каддафи о том, что китайские строительные компании покроют Ливию сетью высокоскоростных железных дорог и построят на побережье аэропорты и несколько десятков ваших чудесных быстровозводимых отелей, которые превратят ливийское побережье в туристический рай и источник дохода для новой Ливии, которую не надо бояться. У вас были планы по строительству крупных сооружений в Египте. Вы инвестировали по всей Африке, особенно в Нигерии — вот только там почему-то началась война. И всем вашим инвестициям угрожает опасность. Вы проигрываете раз за разом, мой друг, в то время как за нами — только выигрыши. Мы присутствуем в Саудовской Аравии, мы есть на разграничительной линии между Египтом и Израилем, наши части в качестве миротворцев направлены в Ливию. Вы уверены, что чего-то добьетесь здесь, ведь персы — известные лжецы и притворщики?
Джозеф Ли процедил ругательство сквозь зубы.
— Не печальтесь так, друг мой… — генерал говорил снисходительно-умудренным тоном много видевшего человека — мир совсем не таков, каким мы хотим его видеть. Но так даже лучше. В нашей стране у вас много друзей. Скажите — разве друзья не могут действовать вместе? Разве плох тот план, который я предложил? Только Афганистан — стоит между нами и нефтью Востока. Когда Афганистан будет наш…
Джозеф Ли нервно отодвинул чашку, чай плеснулся на стол.
— Не так давно мне казалось… — негромко проговорил он — что нет на свете более скрытных и лживых людей, чем те, что я встретил в Пешаваре. Но я ошибался — ваши лжецы и в подметки не годятся тем, что я встретил здесь. Эти люди лгут каждую минуту, они смотрят тебе в глаза и лгут, здесь, похоже, не знают вообще, в чем разница между правдой и ложью. Они убивают друг друга, с кем ты не договоришься — ты не знаешь, продержится ли эта договоренность больше двадцати четырех часов. Для этих людей война — не более чем повод для сведения счетов друг с другом!
Генерал все понял моментально. Джозеф Ли отвечает за этот регион, он здесь кто-то вроде резидента и старшего военного советника. И если он проколется на чем-то — а здесь, в этой стране с двойным дном проколоться очень легко — его отзовут назад. И могут даже расстрелять… в Китае с этим очень сурово, там не привыкли беречь людей.
— Доверять можно только друзьям — сказал генерал Шариф — только друзья не подведут. Друзья для того и существуют, чтобы помогать в беде. Думаю, я кое-чем смогу тебе помочь. Друзья?
Ли кивнул.
— Друзья.
— Тогда послушай, что мы должны сделать в первую очередь, друг мой. Это будет на благо как Пакистану, так и Китаю…
По крайней мере, этот — заслуживал уважения: он не продался за деньги, как американец. Но все равно — он был и оставался врагом…
Республика Дагестан
Недалеко от города Буйнакск
24 июля 2015 года
Те дни… последние дни перед войной — помнили многие. И с той и с другой стороны. Какие-то они… светлые были. Почему то показалось. Что вот — вот… и что-то изменится, и можно будет дальше строить. Строить — не разрушать. Пропади все пропадом… как разрушать надоело.
В тот день — ночью был дождь, сбивший царившую несколько дней жару — но с утра лишь одинокие тучки напоминали о налетевшем ночью шквале, который аж провода рвал. Летом это бывает… сильные, внезапные, с жуткими порывами ветра дожди — а через час снова солнце, и только тучи, зацепившиеся за горные вершины, напоминали о стихии…
Три внедорожника Нисан-Патруль — новеньких, черных, сверкающих хромированными решетками радиаторов — на большой скорости перли по трассе в сторону Буйнакска, обходя неторопливые парнокопытные Газели и мощные «КамАЗы», мигая дальним, чтобы посторонились. Номера у этих машин были не «ноль пятые», местные — а «сто девяносто седьмые», московские. Нужно было быть в очень большом авторитете здесь, в республике, где пулями пробиты все номерные знаки — чтобы ездить с такими номерами, бросая вызов. Но у тех, кто ехал сейчас в этих машинах — авторитет имелся…
— Мать его… — выругался водитель головной машины, сухой, наголо бритый здоровяк со странно неподвижной кожей на половине лица — результат не слишком хорошей пересадки. Когда капитан Смирницкий воевал в Чечне — исламская Шура приговорила его к смерти, а духи положили за его голову сто тысяч долларов. Эти деньги кто-то попытался заработать в двенадцатом, когда живший в одном из городов средней полосы, сменивший имя и документы капитан, поняв, что дело неладно, успел в последний момент открыть дверь и выброситься из заминированной машины. С тех пор, на него было еще два покушения, но все они закончились ничем — лишь смертью нападавших и карательной акцией в ответ. Одна из машин принадлежала именно капитану, сейчас торгующему спиртным — он был кем-то вроде резидента и одновременно обеспечивал кусок сети, накинутой Союзом Ветеранов на Кавказ. Он сидел за рулем головной машины именно потому, что отлично знал эту дорогу и отлично знал, куда ехать…
Очередной абориген на «двенадцатой», на которой по местной моде зад не задран как в русских селениях, а наоборот прижат к земле, как будто багажник перегружен — выскочил на чужую полосу для рискованного обгона, получил свою порцию: почти судовой гудок и мигание дальним светом — и позорно убрался на свою полосу. «Ниссаны» с русскими — победно пронесись по полосе.
— О — ишак! Мать твою, не работает, а на развалюху деньги есть! — выругался капитан. Настроение у него было не фонтан, а лезущие куда не надо аборигены добавляли раздражения…
— Угнал, может… — сказал сидящий рядом сухой, длинный, отчаянно рыжий хлопец. Он был одет в дорогой, легкий костюм, но костюм не сидел — как не сидит никакой костюм на тех, кто привык носить камуфляж.
— Угнал — гоняй по своим горам, по кишлаку родному гоняй…
— Мой Москвабад — столиц родной Кавказ. Ми здесь хозяин, и все здесь — для нас! — с издевательским копированием ломаного русского языка местных аборигенов спародировали с заднего сидения…
— Лешик, мешок свой дырявый, закрой, пока я не…