Помни имя свое
Шрифт:
— Дое цоги щиб кваригунеб, руси [55] ? — грубо сказал он.
— Ворч ами, Руслан — сказал капитан — ты забыл русский язык со времени последней нашей встречи? Или ты забыл как надо вести себя со старшими?
Капитан — жил и работал здесь не первый год. И знал, что шестнадцатилетний сопляк — будет его уважать почти как отца, просто за то, что он старше — но только в том случае, если он правильно себя поставит с самого начала. Если нет — он будет просто еще одним русистом, которого можно сделать рабом, убить, украсть, сделать женщиной. Будет бараном — для волков.
55
Зачем бы приехал, русский (аварск.).
— Что тебе здесь надо, русский? — Руслан перешел на русский — ты что, не видишь, что делается? Уезжай, пока тебя не украли или не убили.
Капитан недобро улыбнулся.
— Здесь есть волки, но нет львов, чтобы справиться со мной. Сегодня утром я и мои люди убили пятьдесят человек.
— Через час здесь будет пятьсот, а через день — пять тысяч. Нас много, а вас мало. Уезжай, русский, пока цел.
— Я приехал не к тебе, а к твоему дяде. К полковнику Салимову.
— Дядя занят и никого не хочет видеть.
— Дядя ранен? Сильно?
— Откуда ты знаешь?! — вскинулся волчонок.
— Я знаю это потому, что наведался в РОВД и убил всех тех, кто ранил твоего дядю. Я приехал, чтобы сказать об этом твоему дяде лично.
— Это хорошие слова. Но есть ли в них дела, русский?
— Это решать не тебе. Проводи меня к своему дяде, пока я еще кого-нибудь не убил. И убери БТР, загони его задом в переулок и так поставь. Зачем он у тебя так стоит? Как засадят ракетой в борт, так и сгоришь…
— Не учи нас воевать, русский — мрачно сказал Руслан — пошли…
Полковника Салимова только что закончили перевязывать. К счастью — в доме были и нормальные аптечки и знающие о способах излечения пулевых ранений люди.
Полковник полиции Салимов жил в одном из трех домов, которыми заканчивалась эта улица. Они были больше остальных — трехэтажные массивные махины, построенные из красного кирпича, который на одном из своих заводов производил один из братьев. Во дворах, огороженных заборами — дувалами — большие мощеные стоянки для машин, на них — внедорожники, черные лакированные седаны — на Кавказе «Мерседес-600» это почти что стандарт для любого настоящего мужчины, он недоедать будет, но машину такую купит. Фонтаны, по одному, у главы рода два. Зато у полковника Салимова — бассейн во дворе, настоящий с подогревом, он такой у замминистра МВД видел в имении, когда в Москву ездил вопросы решать и пьянствовать. Вернулся — не успокоился, пока такой же себе не построил. Говорят, что у этого бассейна сам Президент с б… отдыхал, когда в город приезжал…
Сейчас — полковник Салимов лежал в шезлонге под небольшой, полупрозрачной крышей — часть бассейна была под крышей, часть — нет. Какая-то женщина, довольно молодая — у полковника было три жены, но по документам только одна — перевязывала своего мужчину, стоя на коленях.
— Дядя Аслан — негромко сказал Руслан — русский приехал.
Полковник повернул голову, посмотрел на русского…
— Хватит… — сказал он по-русски жене.
— Напрасно, Аслан, пусть перевяжет, как следует…
Женщина — собрала нехитрый инструмент и, не смотря на посторонних мужчин, удалилась.
— Тебе надо в больницу, Аслан. Настоящую больницу.
— Не тебе решать, что мне надо. Скажи — что надо здесь тебе.
Капитан пригладил волосы.
— Когда ты убежал из своего РОВД, Аслан — спокойно сказал он — а твоих людей замочили в туалете из автоматов, я ехал сюда на встречу с тобой. Придя туда, где ты работаешь, я не увидел тебя, зато увидел животных, которые кричали «Аллаху Акбар»! Мне это не понравилось, и я всех их убил, а потом убил и тех, кто пытался прийти к ним на помощь. Потом — я поехал искать тебя и нашел тебя здесь, Аслан.
Полковник посмотрел на трясущегося от злобы мелкой дрожью Рустана.
— Иди на свой пост.
Малец — хотя хорош малец, автомат с подствольником — выскочил за дверь.
Салимов — показал на соседний шезлонг.
— Несколько лет назад ко мне пришел человек, уважаемый в горах человек и сказал мне — Аслан, спаси моего внука, он попал в беду. Я спас его внука, хотя ему грозило двадцать лет. Потом — он опять пришел ко мне и сказал: Аслан, пристрой моего внука к делу, иначе он опять попадет в беду. Он не слишком умен, плохо учился в школе — но он добрый и верный малый, а мы, весь наш род — будем считать тебя за брата. Я сделал и это. Сегодня — человек, которого я спас, пристроил к делу, дал возможность подняться — провел в здание убийц и сам хотел застрелить меня. Ты оскорбил меня своими словами, русский, но ты был прав, сделав это. Я не трус — но я глуп как ишак, если такое произошло. Я принимал этого человека в своем доме, сажал его за свой стол — а теперь получается, что я пригрел змею на груди.
Капитан покачал головой.
— Ты не глупый, Аслан. Просто ты не делаешь то, что ты должен сделать. Ты лжешь сам себе — и потому ты едва не погиб.
— О чем ты, русский?
— О том, что ты должен сделать. Ты должен пойти и отречься от Аллаха и сказать, чтобы все твои люди отреклись от Аллаха, а тех, кто не сделает этого — прогнать или убить. Ты должен пойти и поджечь мечеть, которую ты выстроил вместе со своими братьями — она превратилась в рассадник ваххабизма. Это будет плохо — но ты должен сделать это. Потому что иначе — твои люди так и останутся рабами Аллаха, а не твоими людьми. Рано или поздно кто-то из них тебя убьет. Одному это не удалось — удастся другому.
— Мой народ и мой род всегда верили в Аллаха и ходили в мечеть по пятницам… — сказал Салимов, недобро смотря на русского, словно говоря ему: ты нарушаешь правила поведения гостя, берегись…
Капитан по-блатному цыкнул зубом.
— Ошибаешься, Аслан. Я тебя человеком считаю, поэтому с тобой говорю. Это раньше можно было — так. И туда — и сюда. В советские времена — и в мечеть ходили и на партсобрания. И ничего, все нормально. Сейчас ты — и полковник полиции, и мечеть с братьями выстроил. Тоже все нормально. А вот в будущем — так не будет. Не получится так.
— И как получится?
— Кто не с нами — тот против нас. Мусульмане будут воевать с нами — а мы будем воевать с мусульманами.
Салимов — улыбнулся в усы, хо я было видно, что боль от ранений терзает его.
— Ты пришел ко мне как друг, русский. Приходи теперь как враг, и посмотрим: кто — кого.
Смирницкий покачал головой.
— Я не о том, Аслан, ты так и не понял меня. Зачем мне к тебе приходить, ты такой же, как я. Что я, врагов себе не найду? Я говорю о том, Аслан, что мы с тобой родились в одной стране. Учились в одной школе, пусть разных — но все таки одинаковых. Ты хоть и мусульманин — но вон, ты и телевизор смотришь, и пиво пьешь и от водки не отказываешься, и в долг даешь, и вон — изображение человека у тебя висит, а это харам. Потому что ты одновременно — и аварец, и дагестанец, и русский, и мусульманин, и полковник полиции. А у твоего брата и вовсе жена русская, и дети получается, русские наполовину. Раз у тебя есть деньги — ты купил телевизор и смотришь его. Раз у тебя есть желание — ты купил портрет и повесил на стену. Раз твой брат нашел себе женщину — то и женился и детей от нее завел. А вот те, кто за тобой придут, Аслан — они совсем не так живут, они не шутят, они — все всерьез. Телевизор — отнимут у тебя, харам. Портрет твой, в парадной форме — в сортир спустят, на мелкие кусочки изрезав. Жену твоего брата и детей ее — как скот зарежут. А кто слово скажет против, тот же твой брат, например — тебя заставят его зарезать. При них — уже ни телевизор не посмотришь, ни на курорт не съездишь, ни машину нормальную не купишь. Будете жить как скоты, с туберкулезом, с вшами, с блохами, воюя постоянно, без телевизоров, без телефонов, безо всего. Только Аллах Акбар — вам и останется.