Понкайо
Шрифт:
Максим оборвал свой торопливый шепот, быстро глянул наверх, уловил отдаленные голоса и треск сучьев под тяжелым шагом, перевел взгляд на Лолу и указал в сторону выемки под корнями, где была спрятана котомка. Лола понимающе кивнула. Максим обнял девушку и почувствовал, как по ее телу проносятся судороги сдавленных рыданий.
– Спрячься под корнями, – даже не прошептал, а овеял он ее своим дыханием. – Не выходи, пока не будешь уверена, что никого нет.
Лола помогла ему встать. Адреналин в крови угасал, как брошенный без присмотра костер, боль в ноге усилилась. Налипшая грязь утяжелила пропитанную потом одежду, но в то же время служила холодным компрессом, необходимым распаленному телу.
Они посмотрели друг на друга. Слезы без остановки текли по ее лицу, восковые губы дрожали, а в глазах была такая боль, что у Максима самого защипало в носу. Он в последний раз прижал ее к себе, погладил по волосам, поцеловал в макушку.
– Максим, я люблю тебя…
Максим помолчал.
– Не прощайся со мной, – наконец ответил он легким, как воздух, шепотом и коснулся губами ее губ, соленых и шелушащихся.
Лола отозвалась на поцелуй и порывисто обвила Максима за шею, прижалась так крепко, как только могла, а потом с тихими всхлипами уткнулась ему в плечо.
– Сиди здесь. Что бы ни услышала, не выходи. Не забудь переодеться – простынешь.
Он мягко разжал ее объятья, решительно отступил, пресекая попытку удержать его еще хотя бы на мгновение, развернулся и не оглядываясь захромал прочь, чтобы найти пиратов и увести из леса.
Глава 12
Нога не сгибалась. Максиму приходилось отставлять ее в сторону и опираться на пятку, но таким макаром он доберется до лагеря в лучшем случае к ночи, когда пиратов уже простынет след, а от бивака останутся одни воспоминания. Надо бы ускориться, но как?.. Максим проковылял немного дальше и в том месте, где овраг плавно переходил в невысокий кряж и постепенно сравнивался с землей, среди обломанных сучьев отыскал подходящую для своего роста кривую палку толщиной в запястье. Опробовал – достаточно прочная. Должна выдержать перенесенный на нее вес левой ноги.
Максим продвигался медленно, используя палку вместо трости, и старался не нагружать ногу, но ему становилось все хуже. Ныла здоровая нога; с просаленных волос на лицо стекал пот и щипал царапины от коряг и оставленную Оскаром ссадину, о которой Максим уже и думать забыл. Палка тяжелела и выскальзывала из потной руки. В висках стучала кровь, а вместе с ней, казалось, пульсировала пылающая жаром голова. Максим промокнул рукавом пот на лбу и тыльной стороной ладони вытер скопившийся в уголках губ липкий налет. На коже остались белые сгустки. Язык прилип к иссушенному нёбу, Максим сглотнул, подавился кислой слюной и зашелся мучительным сухим кашлем, дерущим горло подобно наждаку. Очень хотелось пить, но воды ему не дадут, не заслужил. Возможно, еще и голодом будут морить. Это плохая новость. Но есть и хорошая: о Лоле пиратам теперь не узнать.
Максим первым увидел поисковую команду из двух человек и сам вышел в поле их зрения. Это был Слесарь и его косично-бородатый норманнский приятель, которого сородичи называли Хомским. Прозвище это или фамилия – тут уже сам черт не разберет.
«Только бы не пристрелили», – промелькнуло в голове у Максима, когда вооруженные пираты твердой поступью двинулись в его сторону. Максим перенес вес на здоровую ногу, выпустил палку и поднял руки.
– Не стреляйте. Тупанул, признаю. Больше такого не повторится.
– Что, бегун, с простреленной ногой свобода не мила? – Хомский вдавил ему в зашеек свои кусачие мозолистые пальцы и толкнул вперед.
Максим по инерции ступил на пораженную ногу и едва не вскрикнул от боли, когда рану полоснуло невидимым ребром бумаги. Он потерял равновесие и упал.
– Ну-ка, поднимайся, тело! – Его за шкирку рванули вверх. – Двигай!
Максим попросил разрешения взять палку и заковылял вперед. Чем ближе к лагерю он подходил, тем невыносимее становилась боль в ноге. Невидимое ребро бумаги превратилось в смычок, яростно терзающий разорванную плоть. От остро-режущей и в то же время тянущей боли Максима бросало в холодный пот. Дышать становилось все труднее, в глазах темнело, он едва понимал, куда идет. Ориентировался только на спину возглавляющего шествие конвоира.
При виде Максима бородач взвыл от радости, ткнул в него пальцем и окликнул собрата со шрамами:
– Кочегар, глянь-ка, кто вернулся! Ты проиграл! – возбужденно грохотал он из-за спины Руслана, потрясая зажатым в руке калашом. – Твоя ночь теперь моя!
– А, причапал все-таки… Умный малый! – засмеялся обезображенный пират, ощупывая Максима своим шулерским взглядом. – Ладно, забирай, так уж и быть, – великодушно бросил он сородичу. – Честно выиграл.
Руслан сидел на коленях и смотрел на Максима с ужасом и неверием, как на ожившего покойника, чью смерть лицезрел собственными глазами. «Он же не знает, что меня только задело», – подумал Максим.
Его пихнули под ноги Оскару. Из последних сил приподнявшись на локте, Максим уперся рукой в песок, потускневший под ненастным небом, но все такой же рыхлый и мягкий, ощутил его живое тепло, зарылся пальцами глубже и нашел прохладу и покой. Жаль, нельзя сунуть туда голову и остудиться: пот лил с него ручьем. Он задыхался. Мышцы стонали подобно узнику, растянутому на дыбе, сердце колотилось, как после марафона, тело тряслось от перенапряжения. Подняться на ноги сам он уже не сможет.
– Че, гоблин, отхватил свинца?
Насмешливый голос лейтенанта прозвучал откуда-то сверху, но Максим уткнулся взглядом в песок и был не в состоянии поднять голову. Дул свежий порывистый ветер, кружил вокруг него, высушивал пот и грязь, остужал пылающее лицо. Гроза приближалась. Максиму даже показалось, что вдалеке уже гремит и потряхивает.
Смочив сухой язык вязкой слюной, Максим облизнул губы, и тут его бесцеремонно хлопнули по щеке.
– Ты меня слышишь, нет?
Максим покачнулся, но не упал. От ранения по всему телу прокатилось эхо боли. Максим старался не шевелиться и не делать резких движений, чтобы не вызвать новый приступ, но его явно не желали оставлять в покое. Оскар просунул лезвие ножа плашмя ему под подбородок и заставил поднять голову.
– Не трогай его! – с яростью прохрипел Руслан.
Бородач весело приказал захлопнуться. Послышался звук удара. Руслан взорвался нецензурной бранью, но яростное негодование утонуло в сдвоенном хохоте бородача и Кочегара.
– Сколько же этому духарику надо всыпать, чтобы он угомонился? – полюбопытствовал бородач.
Руслан все не затихал, ярился и требовал, чтобы Максима не трогали, но тут вмешался Оскар.
– Сейчас я этого бормана так нашпигую свинцом – сразу на дно пойдет! Выуживать с магнитом будешь! Все понял? Закрой клапан!