Понкайо
Шрифт:
Сердце екнуло от страха. В иной ситуации он бы сразу остановился, но после сцены, свидетелем и участником которой он стал, внутри поселилась странная уверенность в собственной неприкосновенности.
– Остановись, паскуда!
Застучала автоматная очередь. Максим вжал голову в плечи и ускорился, как мог. Во все стороны летели острые щепки от пальмовых стволов, кусали в лицо и за руки, стукались о плотную ткань штанов, залетали за воротник. Пули с шипением взвихряли песок под его пятками, но выше не поднимались – значит, он все рассчитал верно и стреляют действительно по ногам.
Левую голень пронзило раскаленным прутом. Максим как подкошенный рухнул в песок, выпустив из скованных рук бесценную ношу. Он не добежал до укрытия каких-то пять шагов. Стрельба прекратилась, а вместе с ней стих возбужденный гомон. Песок поглощал топот тяжелых ботинок, но по бряцанью автоматов Максим понял, что супостаты со всех ног мчатся к нему. Весь в поту, облепленный песком, он задыхался, но не от бега: после удара в солнечное сплетение ребра сдавливало болью. Максим заставил себя подняться, подхватил драгоценную поклажу и живо захромал к спасительной стене лаврового леса.
Глава 11
Захватчики больше не стреляли. Непроходимые заросли вынудили Максима сбавить темп и перейти на быстрый шаг. Боль в простреленной ноге почти не чувствовалась, но Максим знал, что причиной тому бурлящий в крови адреналин. Едва его запас иссякнет, ранение даст о себе знать.
– Вернись, или друга твоего пристрелим! – эхом пронеслось по лесу.
Максим оглянулся. Позади никого не было. Густой, пропитанный лавром воздух клейстером лился в горло. Ноги путались в папоротниковых вайях, мшистые стволы с искривленными сучьями преграждали дорогу. Максим не знал, бежит за ним кто-то или он слышит шорох своих собственных шагов.
Он торопливо пробирался вперед, пока, обогнув кусты остролиста, не заметил, что дальше хода нет. Максим успел затормозить, но слишком поздно. Сила гравитации сработала против него. Тяжелый рюкзак потянул вниз, Максим сорвался и кубарем покатился по склону оврага, собирая на себя комья черной земли, царапая лицо и руки обломанными сучьями и выступающими корягами.
Папоротник и сырая земля на дне оврага смягчили падение, но Максиму не повезло приземлиться на левый бок. Что-то твердое коснулось голени – быть может, он задел корягу или ветку, – и потревоженное ранение огрызнулось в ответ. Ногу обожгло острой болью.
– Макс! – прокатился по лесу рваный, прорезанный деревьями, властный окрик. – Вернись – или попрощайся с дружком!
Максим поднял голову, замер и прислушался, но никаких посторонних звуков вроде шелеста кустов или бряцанья автоматов не уловил. Голос доносился с той стороны, откуда он приковылял. Захватчики шли по следу из примятого папоротника. Скоро они будут здесь.
Намокшая одежда холодила спину. Пахло жирной землей и гнилыми листьями. Максим стиснул зубы, уперся скованными руками в сырой чернозем и с выдохом тяжело перевернулся на правый бок. Дальше будет только хуже, напомнил себе Максим, напряг пресс и сел так, чтобы ранение не касалось земли. В районе икроножной мышцы рассеченная штанина намокла от крови и прилипла к ноге, скрывая ранение. Надо бы проверить, насколько все плохо, ведь при огнестрельном ранении из калаша хорошо не бывает.
Сплюнув тягучую горькую слюну, Максим дотянулся до упавшей неподалеку грязной котомки, справился кое-как с пластмассовыми карабинами, раскатал верхушку и запустил внутрь стянутые хомутами руки. Порылся в содержимом и одну за другой извлек на свет две большие косметички. Первую отложил сразу, едва понял, что в ней одни средства личной гигиены. То, что он искал, обнаружилось во второй. Швейные принадлежности: набор иголок, разноцветные мотки обычных и шерстяных ниток, вязальные крючки, сантиметр, наперсток, бечевка, ножницы и жестяная коробочка из-под монпансье с пуговицами и булавками. Максим схватил ножницы, раскрыл, зажал между коленями и через минуту настойчивых усилий освободился от хомутов, успевших натереть кожу на запястьях. Теперь ничто не сковывало его движений, кроме ранения.
Вернувшись к рюкзаку, Максим первым делом расстегнул молнию внутреннего кармана. Показался уголок кислотно-желтого пластикового пакета. Максим выдернул его и быстро проверил: кошелек, телефон, плеер с наушниками, зарядки, паспорт. Все на месте, слава богу…
– Слава богу… – прошептал Максим, прижал пакет ко лбу и медленно выдохнул, чувствуя, как дрожат руки.
В висках, отдаваясь болью в голове, отстукивали крошечные молоточки. Грудь сжимало после недавнего удара. Огнестрельное ранение болезненно пульсировало, как бы предупреждая Максима, чтобы он не смел шевелиться и беспокоить его. Максим не обращал на него внимания и думал над тем, что будет дальше. Если супостаты сбывают пойманную добычу на черный рынок, перед этим неплохо бы раненого заложника подлечить. Как именно это сделают – залатают на скорую руку или подойдут со всей ответственностью и вернут товару первозданный вид, – Максим не знал, но те пути отхода, что он готовил, должны сработать в большинстве случаев.
Он вынул из жестяной коробочки для конфет три сцепленные английские булавки, бросил косметичку обратно в рюкзак, закатал верхушку и защелкнул карабины, чтобы содержимое не высыпалось на землю и не привлекло внимания. На заднице подполз к углублению под скосом оврага, подтянул к себе рюкзак и здоровой ногой толкнул под нависающие над оврагом корни деревьев, с виду точь-в-точь костлявые пальцы ведьм. Грязная котомка растворилась в плотных зарослях папоротника.
Куда же спрятать булавки? Низ футболки с изнаночной стороны? Нет, если футболка задерется, пиши пропало. Ворот?.. Футболка изношена и застирана, ворот растянут и выпячивается. Заметят. Максим вытер лоб сухой частью рукава и с тревогой глянул наверх. Он почти слышал над ухом шуршание по кустам и бряцанье автоматов, но не поддавался панике, зная, что в этом случае собьется с мысли.
Размышления заняли не больше пяти секунд. Ответ нашелся быстро.
Максим развязал шнурки, выпростал здоровую ногу, отогнул пухлый язычок походного ботинка и прицепил булавки на внутреннюю сторону берца. Вернул язычок на место и повертел ботинок, оглядывая его придирчивым взглядом капризного покупателя. Убедившись, что булавок не видно, надел ботинок и затянул шнурки.
Теперь настал черед ранения. Максим посмотрел на окровавленную штанину. В таком месте пуля должна была задеть малоберцовую кость, расколоть ее и либо разлететься на осколки и остаться внутри, либо выйти в другом месте – возможно, даже боком или задом, учитывая, что стреляли патронами калибра 5,45х39, которые при попадании в тело кувыркаются и разворачиваются, оставляя на выходе рваные раны. Если бы под действием адреналина ему все же удалось убежать после такого – эректильная фаза шока творит чудеса, – сейчас его нога должна быть залита кровью, но крови мало. Может, ранение слепое?
Максим решительно выдохнул. Придерживая двумя пальцами края рассеченной штанины, он попытался раскрыть их, но внезапная режущая боль заставила его сдавленно вскрикнуть и упасть на спину. Как будто место ожога пытаются пропилить ребром бумаги… Несколько мгновений Максим, тяжело дыша, безучастно разглядывал неподвижные кроны лавров над головой, черные на фоне светло-серого неба, потом, набравшись сил, задержал дыхание, поднялся и снова осторожно взял в руки окровавленную ткань. Пот заливал глаза, капал на нос, на одежду, затекал в уши. Максим быстро вытерся рукавом. Он продолжал тянуть, медленно-медленно, сдерживая крик боли за крепко сжатыми зубами, пока взору не предстал окровавленный и сильно загрязненный желоб от пули, прошедшей по касательной. Раневой канал напоминал русло наполовину высохшей речушки, только грунт берега заменяла человеческая плоть, а вместо воды на дне блестели грязные сгустки крови вперемешку с земляными крошками и частицами материи, выбитой пулей из штанины по ходу движения. Артерии и вены не задеты, кровотечение капиллярное, умеренное. Максим с облегчением выдохнул, истратив чуть ли не весь запас кислорода в легких, не в силах поверить, что ему так повезло. По сравнению с тем, что могло случиться, это и впрямь невероятное везение.