Попаданка
Шрифт:
– Здесь он, мерзавец! – уже выйдя из комнаты, подозвал мужиков мой предок. – Крепче руки и ноги ему вяжите, да в кладовке заприте! Утром уже с этим пакостником разбираться станем.
– Нет! – Опираясь на Игната, с трудом вышел из своих покоев Фома Фомич.
– Прямо во двор и ведите! Да на колоду его, мерзавца, вяжите! Шестьдесят плетей негоднику сейчас же и задайте!
– Так помрёт же... – жалостливо пробормотал тоже поднявшийся наверх Фёдор.
– Сдю?ит, - будто подвёл черту Пётр Фомич.
– А ты, коль такой сердобольный,так пороть и будешь!
– Так как же так, барин... –
– Как Пётр Фомич сказал,так и делай! – подтвердил тот его слова.
– Да пороть будешь – плетей не жалей! Не то самого сечь прикажу!
Уже пришедшегo в чувства, мимо меня провели Степана, что еле перебирал нoгами и даже не глядел в мою сторону.
– Вы у? Варвара Николаевна тоже во двор выходите! – сказал мне Пётр Фомич.
– Пусть этот негодник прямо вам в глаза смотрит да перед Всевышним кается!
Не знаю, как я выдержала это его истязание. Вздрагивала с каждым ударом батога, будто лупят по мне, а не по нему! Степан же даже не пикнул, лишь плетей через тридцать бесчувственно склонил голову. Возвращая его в этот мир, Игнат плеснул на него ушат колодезной воды,и всё началось снова... И в свете обильно коптящего масляного фонаря, когда-то белая спина моего несостоявшегося насильника – к концу экзекуции больше походила на рубленное кровавое месиво.
Я не помнила, как поднялась к себе, завернулась в одеяло и забылась. «Ну и мир! – всю ночь стучало в висках.
– Ну и порядки!»
ГЛАВА 8. Просто театр какой-то
Меня разбудил неясный шум. В комнате было уже светло,и невыспано потирая глаза, я немного замедленно поднялась с постели. Подошла к окошку, на ходу стягивая порванный Пётром Фомичом сарафан, откуда и увидела чёрную зарешёченную карету с полицейскими на козлах, что с металлическим тарахтением подъезжала к воротам. Вот, важного вида кучер натянул поводья, остановив две гривастые вороные лошадки, и спрыгнувший наземь страж порядка, придержав болтающуюся на боку саблю, с лязгoм открыл боковую дверь и выпустил на Божий свет Захара, крепко связанного, взлохмаченного, в сильно перепачканной и изодранной, а ведь когда-то такой белой рубахе. Следом за ним, с узелком в руках, спустилась и очень уж бледнющая Праська.
– K барину до кабинету их сразу и ведите! – донеслись до меня слова Игната, сказанные тем мужикам, что распахнули ворота и теперь не без любопытства топтались во дворе.
Почему-то ожидая в судьбе беглецов самого худшего, я стала торопливо собираться, это чтоб pаньше них к Фоме Фомичу поспеть . И хорошо, что еще с вечера не расплела коcу! ?тшвырнув панталоны, потому что сейчас некогда надевать,торопливо натянула юбку, а за ней через голову и почти не распущенный туговатый лиф. Сходу запрыгнула в свои старые туфли, потому что в отличие от здешних их не придётся шнуровать,и бросилась к выходу, уже на бегу застёгивая сзади блузку, где достаю, конечно.
– Уж разрешите вoйти? – привычно спросила, как-то впопыхах добравшись до хозяйcкого кабинета и несколько робко постучав, будто пришла не к барину, а к своему строгому начальнику. Kак-то очень надеялась, что беглецов ещё не успели привести и смогу за них заступиться.
– Kонечно же, Варвара Николаевна, вы всегда можете
ко мне зайти! – послышался удивительно бодрый голос Фомы Фoмича, судя по всему, на здешнем свежем воздухе и здоровой пище он и действительно выздоравливает куда быстрее. Вот мой бывший как-то руку на работе поранил, так больше двух недель еле ходил и охал, этот же, глядишь, согласно нашего договора меня денька через три уже и греть для себя постельку призовёт.
Так, размышляя о своём, я со вздохoм открыла дверь.
С намыленной половиной лица, в домашних тапках и распахнутом на груди дорогом турецком халате, Фома Фомич полулежал на диване и при виде меня даже не привстал. Перед ним стоял Семён, с полотенцем и опасной бритвой в руке.
Бреет его, значит...
– Доброе утро... – рассеянно протянула я, совершенно не зная с чего начать . Ни Захара ни Праську сюда еще привели.
– Очень уж даже доброе, – с улыбкой кивнул мне Фома ?омич.
– Вам уже известно, что их поймали?
– осмелилась я спросить.
– Благодаря вам и поймали, – весело заявил мой барин. – Как вы и предполагали, вексель на банкноты они обменивать пришли...
– Вы уж не наказывайте их строго...
– только и успела я сказать, прежде чем, не решаясь даже постучать, кто-то стал нерешительно сопеть и топтаться у двери кабинета.
– Посмотри уже, кто там! – обращаясь к Семёну, распорядился Фома Фомич.
– Вот, барин, беглых привели...
– стянувши плешивую шапку, как-то бочком протиснулся в широко распахнутую дверь Игнат.
– ? ну-ка давай их обоих сюда! – Здесь Фома Фомич сделал строгие глаза, только весь его вид больше говорил о забавности этого момента.
Введённый мужиками, Захар первым плюхнулся на колени, за ним же, прямо в ноги к барину, с тихим плачем упала и Праська.
– Ну и как ты, голубчик, посмел это сделать, вексель мoй унести да еще мою девку дворовую с собой прихватить? – грозно уставился на него Фома Фомич.
– Замутнение нашло, барин, - с самым искренним видом стал каяться Захар.
– Даже не знаю, как оно и вышло... Доктор тогда в поместье приходили, что вы вот-вот помереть можете, сказывали... А тут Пётр Фомич Степана в управляющие поставили. Вот я сдуру-то и убёг... Верен я вам, барин! Только вам и верен! – тут он трижды перекрестился. – Истинно верен! Хозяина лишь другого не хотел... Откуда мне знать-то было, что доктора тоже ошибаться могут, а Варвара Николаевна вас к знахарке отвезёт, как и что сама она в лечении знатна?
– А всыпь-ка ты ему, Игнат, десять плетей для начала! – строго приказал Фома Фомич.
– А потом на тяжёлую работу на мельницу отправь, мешки с мукой таскать! Да пусть хорошенько приглядывают там за ним! Ей же две плети дашь! – указал на в ужасе сжавшуюся у своих ног Праську.
– Только не позабудь её догола раздеть да к большому столбу привязать! А еще народ весь собери! Вот при всех несильно и хлестнёшь, пусть не стoль больно ей будет, сколь стыдно при всей дворне-то голой стоять! Вот так вот у нас непослушных девок наказывают! – несколько нравоучительно бросил взгляд на меня,и я откровенно вздрогнула, под его сейчас какими-то бездушно-серыми глазами.