Поправка курса
Шрифт:
— Ну, это вы того… преувеличиваете.
— Хорошо бы, Савва Тимофеевич, хорошо бы…
Ушёл Морозов задумчивым. И совершенно забыв о причине прихода, о Марии Андреевой.
Вот она, сила марксизма. Ну, и чай начинает действовать поразительно быстро. Возвращает трезвость мышления.
Я тоже прошел вдоль грибной делянки. То там, то сям проглядывали белые шарики. Дождевики. Позавчера дождик был. Между прочим, дождевик — вкусный гриб. Сейчас погуляю с Булькой, и соберу первый урожай.
Глава 15
15
14 августа 1904 года, суббота
Ялта
— Здесь
— Ты серьезно? — спросила она.
— Серьезнее не бывает. Я купил этот участок. Все восемнадцать десятин. Отсюда начнётся Город Грёз!
Участок, признаться, был средненький — с точки зрения человека, собирающегося строить жильё. Но у меня были планы иные. Кинофабрика! Павильоны, бассейн, производственные помещения, склады — всё разместится. Со временем.
— И кто будет грезить?
— Весь мир, Мария, весь мир. Санкт-Петербург и Вена, Берлин и Париж, Лондон и Рим! Синематографу принадлежит будущее!
Хочешь ли ты стать частью этого будущего? — и, перейдя с восторженного тона на деловой, добавил: — Суворин пишет, что готов вложить в синемафабрику сто тысяч.
— И этого хватит?
— Для начала вполне. И у меня есть кое-что, и Савва тоже интересуется. Первую фильму начнем снимать через месяц. Так что решайся.
Я опередил Андрееву. Судя по всему, она собиралась именно сегодня вербовать меня в полезные идиоты. Полезные для Партии, понятно. Но я выскочил первым, предложил ей стать дивой электротеатра. Расписал блестящее будущее. Бешеный успех, миллионы поклонников. И вот она в раздумьях. Оставаться ли товарищем Феноменом, снабженцем Партии с неясными перспективами, особенно неясными после того, как главные доноры, Морозов и Пешков, взяли паузу? Или блистать в электротеатре, утерев нос Книпперше? А вдруг она откажется, а в электротеатр возьмут Книппершу? Она пролезет, Книпперша! Через Чехова! Мол, Антуан, мы будем вместе жить в Ялте, ты писать пьесы, я сниматься в наиглавнейших ролях электропостановок!
Получится ли что из затеи? Суворин опытный человек, свой театр вел уверенно, крепкой рукой. Электротеатр тоже сможет. Морозов будет деньги давать. Электротеатру, не партии. Партии, он сказал, больше не даст. Хватит. Партия тогда хоть чего-нибудь стоит, когда способна добыть средства к деятельности самостоятельно. Сказал, как отчеканил, видно, долго думал. Ну, а Магель… Странный он, Магель. Не от мира сего. Не в том смысле, что рассеянный прекраснодушный интеллигент, напротив, он словно за гранью волнений и печали. Миллион зарабатывает, словно чай пьет. Равнодушно. И, главное, один! Ни жены, ни детей, ни близких родственников. Такие деньжищи — и без присмотра!
Но Партии денег не даст. Не похож он на тех, кто Партии деньги дает. Какая, спросит, партия? Рабочая? Ну, пусть рабочие и дают. По пятачку каждый рабочий даст — уже капитал. Не даёт рабочий? Ну, значит, не видит в Партии своих. Не верит. Убедительнее нужно работать. Не даст Магель денег, и что тогда? Гордо уйти? Оставить надежды на миллионы? Да что миллионы, будто не видела она миллионов. У Саввы этих миллионов… У Саввы, правда, и жена есть. И родня цепкая, зоркая. Но не в том разница. Оставить надежды на славу? Лучше быть первой в синематографе, чем второй в Художественном! И барон говорит о будущем с уверенностью не мечтателя, а человека дела.
Нет, торопиться не нужно. Нужно посоветоваться с Партией.
Мы вернулись к дороге. Я помог Марии подняться в мотор, затем устроился сам.
— Трогай, Жан!
И Жан тронул.
Моторы сейчас, в девятьсот четвертом, ещё не столь удобны, как десять лет спустя, но мой «Пегас» не уступает комфортом коляске Альтшуллера. Какое не уступает — превосходит! И скоростью, и комфортом, а, главное, «Пегас» есть самодвижущаяся реклама прогресса в целом и синематографа в частности. «Пегас» будет символом ялтинской кинофабрики.
Шофер, Жан Сорель, управлял «Пегасом» уверенно и аккуратно. Натуральный француз, из самого из Парижа. Поступил на службу. Жалование хорошее, плюс доплата за согласие на модификацию второй степени — Россия щедрая душа.
Пятнадцать минут — и мы среди роз. То есть дома. Я дома. А Мария едет дальше. Ей нужно на пароход. В Севастополь. А дальше — в Москву. Закрыть контракты с Московским Художественным Театром — так она говорит. Думаю, не только это, но какое мне, собственно, дело? Я не диктую поступки, лишь открываю возможности.
Сердечно расставшись с Марией у порога (ну, это так говорится — на пороге, на самом деле — у подножки «Пегаса»), я занялся своими делами. Нет, провожать её не нужно — так она просила. Возможно, надеется, что в последний момент появится Пешков? Или другая причина?
Немного скучно без Марии будет. К кошке и то привыкаешь, а тут не кошка, тут актриса всероссийского таланта.
Но что мы знаем о театральных актрисах и актерах? Только охи, ахи и эхи современников. То ли дело синематограф. Смотришь фильм и видишь наяву и Чарли Чаплина, и Мэри Пикфорд, и Веру Холодную. Если получится, то и Марию Андрееву. С Сувориным ли, с Морозовым, а фабрику грёз я на путь поставлю. Важнейшим из искусств сейчас является искусство мечты. Оно, конечно, описание трущоб Петербурга, Москвы и прочих мест привлекает внимание публики, но на самое короткое время. Пешкова читают. Но редко перечитывают. А на любимую синематографическую фильму ходят по десять раз. Деньги — конечно, но куда важнее другое. Люди одеваются так, как в фильме, двигаются так, как в фильме, говорят так, как в фильме (ну, не сейчас, а лет через тридцать), и, главное, ведут себя так, как в фильме. Что покажешь, то и пожнёшь.
Ленину не газетку бы печатать, а фильму снять мечтательную, «Жизнь рабочего после победы Революции». Просторная светлая комната, мебель магазинная, из кухонного лифта обед из пяти блюд, а на заводе автоматические станки, а рабочий только ходит в белом халате, да время от времени рычажки нажимает. Потом обед в ресторане, ему красивые девы подают всякие блюда — фарфор, хрусталь, серебро. Потом опять работа — белый халат и рычажки раз в полчаса. Ну, а затем конец рабочего дня, он садится в трамвай «люкс» и едет в библиотеку, читать учебник на французском языке. На инженера, стало быть, учится, раз читает.
Стоить такая фильма при налаженном производстве будет для партии посильно, ещё и прибыль даст, но важнее прибыли воздействие на массы. А оно будет, непременно будет!
Не будет.
Не додумаются большевики до агитации путем синематографа. Потом, когда придут к власти…
Если придут.
И я стал набрасывать сюжет первой фильмы. С учетом технических возможностей. Друзья графа N., ярого сторонника простой жизни, решили подшутить: напоив его, они переодевают графа в мужицкое платье и переносят в избу. Утром граф просыпается, а все говорят ему, что он не граф, а мужик. Приходится графу делать мужицкую работу — запрягать коня в сани, колоть дрова, косить траву и доить корову (это для пущего смеха). Все он делает не так, и баба (на самом деле хорошенькая артистка) бьёт его веником. В слезах граф засыпает, а друзья возвращают его в графские покои. Конец. Метров на двести пленки. То есть на сто рублей. При оптовой закупке дешевле. А позднее нужно будет построить свой заводик в Самаре или в Казани — делать кинопленку, фотопленку, фотобумагу, и, быть может, даже фотоаппараты.