Попутного ветра!
Шрифт:
— Польза? — брюнет, фамилией Войта, глотком выпил содержимое чашки, продел палец в ее ручку, всмотрелся в дно, будто решил погадать на кофейной гуще. — Я бы предпочел водородную бомбу. Вот-вот будет взрыв, прости за каламбур. Мы не одни умники, чтобы следить за «Рубином». Такие вот гении сначала изобретут что-нибудь изобретут, потом радостно раззвонят об этом на весь мир, а потом будут растерянно плакаться — как же так, мы хотели всего-то осчастливить человечество! Если слух просочится в прессу, то в городе поднимется паника, а помахивая перед окружающими такой вот колбой с изобретением,
Ему ответом был шорох тонкого картона.
— А, вот. Отчим этого пацана. Обычный археолог, не связан с лабораторией Лойзы, но все-таки эти двое товарищи, долго были коллегами по раскопкам. — Седой всмотрелся в фотографии. — Нет, все же не думаю, что эта ниточка куда-нибудь выведет.
— А все-таки сам-то ты как думаешь? Его мальчишка исчезает едва ли не из операционной и в дальнейшем ведет себя будто курьер или маячок? Больно уж подозрительное совпадение.
— Мальчишка всегда был прямо-таки паинькой. Ни приводов, ни сомнительной дружбы. С «пчелами» общался, среди них есть несколько человек с судимостями, но все мотоциклисты так или иначе пересекаются.
— Как и филателисты, и любители аквариумных рыбок. И все же?
— Не знаю. Они сами тревожатся. Если мальчишку увез кто-то, полагаю, отчим к этому непричастен.
— Почему ты так думаешь?
— Он искал Микеле. Кстати, ты же видел медицинское свидетельство? На мальчишке живого места не было после аварии. Не знаю, куда его увезли, но явно в очень хорошую клинику. Все частные в Лаверте и окрестностях ни при чем… вот тут начинаешь понимать, как легко водить нас за нос.
— Я прикидывал — пасынка могли забрать как заложника. Если возникнет нужда припугнуть, очень удобно. Но мальчишка-то, похоже, сейчас свободен, вот в чем штука. А домой носу не кажет. И эти его «пульсации»… а как иначе назвать, скажи на милость? Появился, исчез…
— В мистику я не верю. — Он отложил папку. — Микеле тоже могли чем-нибудь пригрозить. Запретить видеться с родней.
— И отпустить в город, где его может перехватить кто угодно?
— А еще он частенько наведывается к Натаниэлю Хайма. А Усто Хайма, дальний родственник Натаниэля, одно время работал курьером в лаборатории Лойзы…
— Не нравится мне это всё, — помолчав, сказал брюнет. — Сегодня я добьюсь ордера на ее закрытие. Хватит, поизучали и будет. Предупреди своих — не должно остаться ничего. Ни клеточки, ни буквы.
У матери Микеле были красивые руки — с длинными сильными пальцами, будто у пианистки или скрипачки. На ее руках не сказались ни годы, ни тревоги за сына и мужа. С идеальным маникюром и неизменным серебряным витым кольцом, они казались живыми и молодыми — а остальное будто скрывалось в тени. Она и говорила полушепотом, будто на громкую четкую речь не хватало сил. И почти никогда не заговаривала первой. Новостями поделился муж:
— Встретил сегодня этого… белобрысого, еще одного приятеля твоего сыночка. Ладно хоть
— Айшан. Он всегда здоровается. Жаль, что так и не сумел повлиять на Мики…
— Да все они одинаковые, — нервно скривился ее муж. — В наше время… а, ладно.
Не глядя, он щелкнул пультом и уставился в экран телевизора. Шли новости.
В пятницу вечером поступили сведения о подготовке несанкционированного митинга на одной из городских площадей, сообщает управление безопасности города. Если верить источнику, затевалась провокация, могущая повлечь за собой человеческие жертвы.
С утра субботы преимущественно молодые люди начали стекаться к площади. По одну сторону парка расположились сторонники Пламенной, повязавшие багряные косынки на головы. По другую сторону — сторонники округа Юта. Было отмечено некоторое количество «наблюдателей», принадлежащих, судя по виду, к различным молодежным группировкам — и просто зевак.
Встревоженные местные жители звонили в редакции и службы порядка, одни настаивали на срочном введении на площадь службы порядка, другие, напротив, опасались, что это приведет к кровопролитию.
Как потом выяснилось, не менее пятнадцати человек среди собравшихся имели при себе огнестрельное оружие.
Драка началась в 11 часов утра сразу в нескольких точках.
Силами городского патруля удалось разогнать собравшихся и перегородить примыкающие к площади улицы, закрывая проход.
По итогам дня в больницы города попали двадцать два человека, с колото-резаными ранами и черепно-мозговыми травмами.
Жители города выражают возмущение как бездействием властей, так и жестоким, по их мнению, действиями патруля.
Айшан пристроился на подоконнике; вроде как рассматривал солнечного зайчика на стене, чуть улыбаясь, но краем глаза следил за Рысью. Най мучил гитару — колок шестой струны никак не желал повернуться насколько нужно. Струна обиженно басила.
— Хорошо, что тебя не слышит Мики. Взвыл бы… да оставь ее, сколько можно!
— Сам на такой играй, — Най кисло глянул на гриф. — А у Мики никогда не было слуха…
— Ты видишься с ним.
— А? — недоуменно вскинув глаза, Рысь случайно повернул колок — струна зазвучала правильно.
— Я про Мики. Ты же с ним опять виделся?
— Ну и что? — насупился Най. Спроси кто другой, ощетинился бы, но Айшану привык доверять. Хоть и пожимал плечами, слыша имя старшего товарища. Наю, добровольному отшельнику, трудно было понять Айшана, у которого в знакомых ходила половина молодежи, который считал своим долгом быть в курсе событий — и был ведь. И само собой получалось, что повсюду Айшана принимали с улыбкой. Его не трогали даже сомнительные типы, жаждущие ссоры; а прицепившись, быстро отпускали с миром, расставаясь едва ли не по-приятельски.