Попутный ветер
Шрифт:
– Не думаю, что вам стоит ночевать в кресле. Тут вполне хватит места двоим, - пригласила сдержанно, хлопнув по второй подушке.
Спорить молодой человек не стал. Просто укрылся своим одеялом и провалился в сон без сновидений. Теперь расслабиться не мешал никакой запах. И даже тишина была не пугающей, а вполне нормальной предрассветной тишиной. Молодые люди даже не подумали о том, чтобы закрыться на засов.
День третий. В руках богов.
Когда Летта и Олаф проснулись, было уже ближе к полудню. Молодые люди, наверное, могли бы поваляться в постели, понежится, наслаждаясь покоем, но время поджимало. Девушка не хотела обременять, напоминая лишний раз, что торопится. Но ее эмоции не были загадкой для юноши. Он проворно вскочил на ноги и начал прибирать вещи.
Гибких, волосатых, жестких мыльников на привале не водилось - одежда так и осталась грязной и мятой. Но зато имелась ванная комната, в которую по скрытым трубам поступала теплая вода. Хотя бы можно было умыться с удобствами. Первой туда проскользнула Летта. Она довольно быстро управилась со своими делами, и нежный аромат довольства заставил Олафа улыбнуться.
Когда из ванной комнаты вышел он, девушка, сидя на краю кровати, еще расчесывала гребнем влажные волосы. Они струились легким водопадом, закручиваясь на концах мелкими спиральками. Их сила словно проистекала из слабости остальной внешности. Они впитали в себя румянец, зелень глаз, черноту ресниц и бровей. В обрамлении распущенных волос лицо Летты выглядело еще более бесцветным. Она казалось бесплотным призраком, которого держат на этой земле одни тяжелые косы.
Заметив внимание юноши, девушка смутилась. Быстрым движением прибрала волосы и вскочила на ноги.
– Не удивляйтесь, если увидите нового хозяина привала, - опустив глаза, попросил Олаф негромко.
– А где старый?
– быстро спросила Летта, и проводник только сообразил, что ей до сих пор ничего не известно о ночном происшествии.
Надо было все это обставить как-то поделикатнее, что ли.
– Уехал. У него вдруг нашлись дела поважнее.
– Понятно, - она не стала дотошно выспрашивать, куда именно делся Смут.
Лишь поинтересовалась, все ли остались живы, и благожелательно кивнула, вполне удовлетворившись ответом, что теперь все в порядке. А потом не без любопытства спустилась вниз по лестнице.
На столе молодых людей ждал нехитрый завтрак и собранный в дорогу узелок с провизией. Однако сам новый хозяин привала так и не решился показаться на глаза. Хотя готовил не плохо. Каша была вполне съедобной, печево аппетитным. Нанять бы Угги помощника, прислуживающего за столами, чтоб не смущать путешественников, и не придется закрывать привал.
Летта воздала должное завтраку, что никак нельзя было предположить по ее хрупкой фигурке, встала из-за стола первой и вышла во двор. Олаф оставил на столе несколько монет и последовал за девушкой. Было немного жаль, что лошадь, которую впрягли в повозку Януш и Курт, в конюшне была единственной. Солнце зависло в зените, обещая редкую для этого сезона жару, а идти пешком будет довольно тяжело.
Но Летта уже стояла за воротами и выжидающе смотрела на проводника, замешкавшегося на пороге.
– Вас что-то смущает?
– Ничего, кроме вашей слишком теплой одежды, - ответил Олаф.
– Мы же с юга, забыли?
– девушка хихикнула и пошла по дороге, огибавшей привал и вновь поднимающейся из низины.
Идти поначалу было легко. Несмотря на довольно насыщенный вечер и короткий сон, молодым людям удалось полностью восстановить затраченные силы. Подъем показался довольно пологим и недолгим. Дальше тропа пролегала по равнине, огибала два холма и ныряла по трем оврагам, разделенным небольшими перелесками, наполненными тенями и птичьим гомоном. Через один овраг пришлось переходить босиком, потому что тропу пересекал то ли широкий ручей, то ли мелкая речушка. Вода была прозрачной и прохладной. Из небольшой заводи, выложенной гладким камнем, путешественники с удовольствием напились, черпая прямо пригоршнями.
А потом Летта указала Олафу на знак, едва заметный на одном булыжнике под толщей воды: узкую ладонь с глазом посередине.
– Что это?
Олаф осмотрелся по сторонам.
– Не знаю. Но гляньте, на том дереве тоже что-то подобное, - он одним прыжком выбрался на сушу, и потрогал знак на коре пальцем.
– Вырезано довольно давно. А впереди есть еще.
Ладони словно приглашали следовать за ними. Поначалу они шли параллельно с тропой, а потом ныряли в сторону, теряясь в небольшой рощице. Девушка зачарованно шагнула за ними, словно вдруг забыв, куда спешила. Юноше ничего не оставалось делать, как пойти за ней. Они шли след в след. Ведомые оставленным кем-то знаком. Ладонь мелькала то прямо посреди тропы, выложенная мелкими камушками, то на поваленном стволе. И привела в итоге на ровную круглую площадку, по периметру которой стояли шестнадцать обтесанных четырехгранником камней: четыре белых, четыре розовых, четыре зеленых и четыре черных.
– Что это?
– повторила вопрос Летта.
Олаф обошел камни. Отличающиеся цветом, они имели каждый повторяющиеся рисунки на своих гранях: ладонь с глазом, ладонь со ртом, ладонь в ладони и просто ладонь.
– Может, заброшенное святилище? Мне пару раз встречались подобные.
– И что означают эти знаки?
– Ну, предположим, - юноша задумался, - ладонь с глазом была под водой, может, воду?
– А ладонь со ртом - земля, - втянулась девушка, - кажется этот знак был на тропе.
– На дереве живом - ладонь в ладони. И это...
– Огонь?
– она оббежала камни, словно увлекшийся открытиями ребенок.
– Тогда пустая ладонь - это воздух?
– Четыре сезона, по четыре месяца. Белый - зима, розовый - весна, зеленый - лето и черный - осень.
– И кому было назначено это святилище?
– удивилась Летта.
Олаф пожал плечами:
– Самой жизни?
– Пока служители Храма не разделили ее на Жизнеродящую и Мракнесущего, - вдруг пробормотала тихо девушка.
Ее настроение как-то неожиданно поменялось с восторженного на печальное. Может что-то в этом святилище напомнило ей о родителях, может просто нахлынула усталость. Летта опустилась на колени прямо посередине круга и прикрыла глаза.
Юноша с недоумением смотрел, как она начала медленно раскачиваться из стороны в сторону, словно погрузившись в какой-то транс. Были это отголоски знаний, которыми некогда одарила ее мать, или что-то иное? Олафа начал душить ужас. Хотелось с воплем кинуться в сторону, подальше от этого непонятного святилища, от этих камней, странных ладоней. Но он чувствовал, что отвечает за эту, навязанную ветром, путешественницу. Подскочив к ней, рванул вверх за руку. Девушка сопротивлялась вначале. Вырывалась, не хотела уходить.