Попутный ветер
Шрифт:
– Зачем тогда держать гостевой дом в такой глуши?
– удивилась Летта.
– Мы часто совершаем нелогичные на сторонний взгляд поступки, - пожал плечами юноша.
– Разве не так?
Она промолчала. Каждый из них коротко задумался о чем-то своем, навеянном фразой Олафа. Потом он протянул девушке руку, трава и тропа, покрытые росой, делали спуск довольно скользким, не хотелось бы свернуть шею перед долгожданным привалом.
Молодые люди довольно скоро оказались в лощине. Туман все сгущался, но едва различимая тропа под ногами могла вывести только к желаемому привалу, заблудиться
– Пахнет хлебом, - с улыбкой проговорила девушка.
Олаф потянул носом. Для него доносившийся запах явственно отдавал гнильцой. Что-то на привале было не так. В прошлый раз подобного не было. Впрочем, ручаться юноша не мог, из-за тогдашнего насморка он и в конюшне бы ничего не почувствовал. Олаф встревожился, но постарался не выдать своих чувств. В конце концов, может просто почудилось от усталости. К тому же, за годы существования со своей редкой особенностью, молодой человек привык скрывать ее от других людей, прежде всего, чтобы не особенно выделяться из общей массы жителей Империи.
– Подождете меня, пока я осмотрюсь?
– почти буднично предложил Олаф, не хотелось пугать спутницу, возможно, надуманными страхами.
Летта удивленно глянула, но не стала что-то выяснять и спрашивать, кивнула молча. Она опустилась на скамью рядом с воротами. Юноша положил все вещи рядом, приподнял щеколду и отворил широкие створки. Забор был довольно редким, девушка могла видеть все, что делает проводник.
Молодой человек для начала широкими шагами обошел двор, приседая и присматриваясь, казалось, к каждой тени. Конюшня, из которой доносилось пофыркивание и негромкое ржание, Олафа надолго не заинтересовала, он только всмотрелся в полумрак и спокойно отошел к дому. Потом, приподнявшись на цыпочках, заглянул в окно, что-то долго высматривая внутри. И только затем, вернулся к скамье за вещами, поманил за собой ожидающую решения попутчицу, уверенной поступью добрался до двери и постучал дверным молотком.
Открывший им хозяин мало изменился с момента первого знакомства с юношей: тот же цепкий взгляд прищуренных чуть раскосых глаз, лохматые брови и вислые усы. Лишь седина стала гуще, а пузо начало еще больше нависать над низко повязанным передником. Мужчина оценивающе оглядел гостей и, видимо, остался доволен. От него густо потянуло патокой. Трудно было понять, узнал ли он Олафа, но тот, впрочем, на это и не рассчитывал.
– Добрый вечер! Привальщик Смут. Чем могу быть полезен?
– Нам нужны горячий ужин и ночлег на одну ночь.
– Можно устроить. У меня как раз имеются свободные комнаты, - хозяин распахнул дверь пошире, пропуская молодых людей в просторную трапезную, где стройными рядами вдоль стен стояли столы и скамейки.
В дальнем углу дремал, положив голову на руки, какой-то пожилой мужичок, по виду ремесленник. Напротив его с аппетитом хлебал похлебку дюжий малый в мерцающем всеми цветами радуги плаще мага. С третьим гостем, замершим у окна, Олаф перекинулся быстрым взглядом. Оставалось надеяться, что он проявит смекалку и не полезет с ненужными расспросами.
– Прошу, присаживайтесь, - радушно пригласил хозяин, и нарочито обмахнул ближайший стол полотенцем.
– На ужин жаркое, пирог с сытихой и требушка жаренная. Есть уха из речной рыбешки, костлявая, но навар больно хорош. Могу принести что скажете, или все разом? Пить будете пиво, чай, воловок? С заморскими винами нынче вышла неприятность: рухнула в подвале лестница, все бутыли побила, - он говорил суетливо и подобострастно, не давая вставить ни слова между своими вопросами.
– Принесите всего понемногу, - особо не затруднился с выбором Олаф.
– Вино нам все равно было бы не по средствам, лучше чай.
Привальщик быстро сорвался с места, что было сложно предположить с его-то комплекцией, и скрылся за загородкой, видимо, пошел на кухню за расхваленными яствами.
Летта осторожно присела на край скамьи. Юноша опустил поклажу на пол, а сам остался стоять, опираясь кулаками на стол, будто выжидая чего-то. Обстановка казалась вполне мирной, все располагало к отдыху и расслаблению, по крайней мере на непритязательный взгляд. Но ноздри молодого человека трепетали от въедливого смрада чужого разлагающегося отчаяния и страха. И некто, источавший эти эмоции, находился в доме.
Олаф едва дождался, пока вернется хозяин, чтобы задать вертящийся на языке вопрос:
– Не густо с гостями?
Смут, расставляя посуду, пожал плечами и обиженно буркнул в усы:
– Как обычно. Все здесь, - потом спросил внятнее, пристально взглянув на Летту.
– Стелить в разных комнатах?
– Нет. В одной, - ответила девушка поспешно, - но принесите два одеяла, пожалуйста. Мы с братом...
– Братом?
– повёл кустистыми бровями привальщик, былое радушие смывалось, как плохая краска под дождевыми струями.
– Братом-братом, - спокойно подтвердил юноша, опускаясь, наконец, на скамью рядом с Леттой и нарочито приобнимая девушку за плечи.
– Мы идём с юга, и пока не привыкли к вашему климату. Холодно тут у вас, - он незаметно наступил "сестре" на ногу.
– Мы доплатим, разумеется, - она брякнула на стол несколько монет, которые тут же исчезли, как по волшебству.
– Принесу в вашу комнату, - коротко поклонился привальщик и, наконец, отошел от стола.
Летта начала с жаркого, отставив в сторону остальные блюда. Олаф же нехотя погрузил ложку в тарелку с ухой - назойливое амбре не перебивалось аппетитным ароматом ужина. Потом перевел взгляд с еды на гостя, скучавшего у окна. Тот настраивал тэссеру, издавая почти неуловимые для слуха звуки. Собрался петь? Или сочинять песню? Давно он тут?
Словно услышав незаданные вслух вопросы, музыкант затянул:
– Навещаю привал я тоскливой порой,
Отдыхаю душой, услаждаюсь едой,
И поэзию струн разбавляю вином,
Только песня моя не о том, не о том...
Если встречу друзей, буду искренне рад,
Даже если они мне в ответ промолчат,
Даже если та встреча - подернута льдом,
Только песня моя не о том, не о том...
Звучание тессеры было приятным и мягким. Мелодия услаждала слух. Признаться, Олафа это удивило. Он помнил крикливые и несколько простоватые напевки. Видимо, с прошлой встречи умение музыканта возросло. Впрочем, одна песня ничего не доказывала.