Попытка говорить 3. Нити понимания
Шрифт:
Но наверху собрались не полноценные риллу. А я – не простой смертный!
Кто там над бессмертием трясётся? Зашибём и праха не оставим! Больше ничего не остаётся, Мы Горенье собственное ставим!…Схетта поставила. И выгорела – не так, как вспыхивает ночной мотылёк, а так, как выгорает первая ступень ракеты-носителя.
Посмотрим, что сделает пламя со мной.
Сократив уравнение многомерности, я собрал себя в новом облике. Раньше я бы не смог провернуть подобного: Дорога Сна не стала для меня полноценной Опорой, и я очень ясно, очень резко видел контуры ограничений, сдерживавших Рина Бродягу. Но – не меня! Теперь… теперь для меня даже такаясмена облика оказалась почти простой и вполне доступной. Подумаешь, триста виртуальных лет на расчёты нужных вероятностей!
Мелочь.
Я сменил облик и взлетел ввысь в плазменном теле дельбуба. Сперва двух-, а немного позже – подросшей пятикилометровой тушей, до предела насыщенной энергией. Впрочем, куда важнее было то, что в этом облике я мог без напряжения делить потоки внимания между сотнями тысяч разнородных объектовпроцессов. Для дельбубов это естественно, а мне вскоре пригодится.
Никаких гаданий. Я точно знаю, что сейчас будет.
В конце концов, это будущее творю именно я.
– Логашт?
– Улло поторопился. Это была ловушка! Схетта обрела новую Силу, Рин обрёл новую Силу, и сейчас… сейчас…
– Что? Или твой Видящий ослеп?
– Да, Хордакк, – сказал Манар. – Полагаю, он именно ослеп. Потому что мой учитель его ослепил. И вам теперь не позавидуешь.
– О чём ты?
– Мелкие надоедливые мошки иногда вырастают в больших и злых драконов.
Как иллюстрация к его словам, вокруг группы риллу вспыхнула оболочка сине-туманной тьмы. В этой оболочке словно исчезло всё мироздание, весь Лепесток. Ни Мрака, ни Света, ни Глубины, ни мозаики доменов – за этой тьмой не осталось ничего. Только участок пространства, свободного от сине-туманного нечто… стремительно сокращающийся от краёв к центру.
– Где Улло?
– Что это?
– Отец? Как ты здесь оказался?
– Логашт, не молчи!
– Где Манар?
Манар исчез. Лада и Ангел, представитель Сьолвэн, так и не проронившая ни слова – тоже. И появившийся в качестве замены этой троице Теффор как-то не успокаивал. С учётом того, что сине-туманная тьма продолжала наступать. Не особенно быстро, давая прочувствовать угрозу в полной мере… неумолимо.
"Улло!" Риллу смотрел на приближающийся тороид, состоящий из плазмы, живой воли и магии, без страха. Он плохо умел бояться, этот бессмертный. Но недоумение и непонимание для его души оказалось даже болезненнее страха.
"Кто ты?"
"Можешь называть меня, как и раньше, Рином Бродягой".
"Ты – не Рин!"
Вежливость прежде всего:
"Разумеется, нет. Уженет. Чтобы остановить тебя, мне пришлось… немного подрасти. К сожалению, Схетте тоже пришлось это сделать…"
"Не понимаю".
"Не так давно ты сказал: "Если они остановят меня, я первый признаю их право поступать, как вздумается, не согласуясь с нашей волей!" Твои слова?"
"Да…"
"Ну, тогда не обижайся. Ведь мы всё-таки остановили тебя, не так ли?"
"Не понимаю!"
"Сейчас поймёшь".
Задавленные чувством собственного превосходства, остатки инстинкта самосохранения дрогнули, побуждая Улло по прозванию Меч уплотнить щиты из магии, искажённого пространства и переплетённых силовых нитей. Но – слишком, слишком поздно.
Да и бесполезно. Высшая магия – неотразимый клинок.
Пепельные розы, свет вечерних дней… Сколько ни стараюсь – думаю о Ней. Шелестят берёзы, дождь стучит в стекло. Безыскусна повесть. Сердцу тяжело. И в библиотеке, где тома темны, В спальной, собирая крапчатые сны, Там, где шепчет слухи ветру старый граб – Всюду моя память тает: кап да кап. Здесь мы с Ней гуляли, за руки держась, Слушали в молчаньи старый добрый джаз; Здесь из хрупких рюмок пили мы вино; Здесь мы обнимались, глядя сквозь окно, Как в холмах бушует летняя гроза… Помню запах кожи и Её глаза, Помню ярче яви. Не могу остыть. Всё, что остаётся – по теченью плыть…На ином уровне Улло, замерший, будто мошка в янтаре, наблюдал, как к нему, сжавшемуся до вполне человекоподобного смертного, приближается также человекоподобная фигура. Это, кажется, отражение того самого Рина, который уже не Рин – целиком сотканное из тёмного пламени, облачённое в ризы нетленного света, – и с огромным, тяжким даже с виду чёрным крестом на груди. Приближается… не слишком быстро, не слишком медленно… неотвратимо.
А потом существо из тёмного пламени берёт крест, вплавленный в его грудь, и с терзающим слух стоном отдирает его. В месте, где пребывал крест, остаётся выемка: глубокая, жуткая, словно угольной пылью припорошённая. Она подобна отверстой ране.
Меж тем руки тёмнопламенного, перевернув чёрный крест, приближаются к Улло.
И вселенная вспыхивает, как порох. …вечность спустя, трепеща от слабости и боли, риллу в своей человекоподобной ипостаси с трудом поднимается. Не на ноги, нет – на это нет сил. Всего лишь на одно колено.
Чужой чёрный крест тянет вниз, как мельничный жёрнов. До хруста костей, до растяжения связок и разрыва мышц. Чужой крест…
Чужое горе.
Тысячи обманчиво тонких цепочек, скованных с крестом, обвивают тело, кое-где врастая в него. И приходит понимание: эту неподъёмную тяжесть с груди не снять. Никак.
Высшее проклятие не отменят даже смерть с перерождением.
– Ты лишил меня Схетты. Ты вообще много кого лишал самого дорогого, пользуясь правом Силы. Что ж, Схетту я тебе, в общем, прощаю – теперь…
Попытавшись шевельнуть Тихими Крыльями, риллу ощутил, как с этим движением в душу входят тысячи бесплотных ножей тоски. И, падая на четвереньки, взвыл – уныло, безнадёжно, отчаянно. Начиная понимать, как именноему отомстили.
Что пользы в Тихих Крыльях, если любое использование их отныне будет оплачиваться такой ценой? Чужой чёрный крест, выкованный из горечи разлуки, вины и боли, слишком тяжёл.
Не взлететь.
– …Живи, как сумеешь, палач. Если бессмертие тебе подобных можно назвать жизнью.
Объединившись, несколько риллу предприняли попытки изучить сине-туманную тьму. Кое-кто попытался её уничтожить, щедро вливая в заклятия мощь Крыльев. Кое-кто попытался просто уйти из сжимающейся сферы.
Тщетно.
Надвигающаяся стена тумана перетекала и вихрилась, меняясь слишком быстро и слишком странно, чтобы эти изменения оказалось возможно осознать за недолгий оставшийся срок. Она поглощала направленную в неё энергию – и отказывалась возвращать поглощённое. Она быстро и необратимо деформировала единство пространства и времени, "обгрызая" островок безопасности, на котором риллу против собственной воли сбились в этакое небольшое стадо. Хордакк пытался навести порядок, скоординировать усилия, наскоро наладить взаимодействие и выстроить единую оборону… не вышло. Не хватило времени и авторитета.