Попытка к бегству
Шрифт:
Толстая коричневая тетрадь лежала в первом ящике стола. С легкой руки Полянского ее называли компьютером. В нее несколько старых оперов заносили любопытную информацию о районном криминогенном контингенте Ледогоров нашел нужную страницу, пробежал глазами, перелистнул и взялся за телефон.
— Юра? Привет, Ледогоров! У тебя дело Гварамадзе, по наркоте? Ну и что там? Так. Понял. А сбыт точно «отвалится»? Уже постановление пишешь? Понял. Спасибо. Да так. Комбинашка одна в голове есть. Что? Да, правда. Но пока-то работаю. Еще четыре дня. Бывай!
«Ну откуда уже все знают?»
Положив трубку, он посидел минуту, опершись подбородком на кулаки и широко распластав локти. За стенкой громко хохотал Сонин. В кабинете напротив орало не выключенное радио. Он снова набрал номер Долгова. Никто не ответил. Позвонил домой. Тишина. Юлька с утра уехала искать работу по объявлениям. Было четверть второго. Жара, похоже, достигла пика. Ледогоров встал, плеснул воды из чайника себе на ладонь и протер лицо. Полегчало. Он пожал плечами. «Почему бы и нет?» Закурил и вышел из кабинета.
— Рад тебя видеть! Проходи, дорогой. Коньячку выпьешь? Пообедаешь?
Хозяин рыночной кафешки Тенгиз Гварамадзе внешне очень походил на карикатурного грузина эпохи застоя. Невысокий, пузатый, длинноусый, в старомодной кепке-аэродроме. Кафе он здесь держал лет семь и конечно прекрасно знал всех оперов и участковых близлежащих отделов, хотя за это время их сменилось уже немало. В противовес своему образу Тенгиз был немногословен, говорил по-русски чисто, практически без акцента.
Ледогоров поздоровался, взял сок и жестом пригласил хозяина за столик. Тот немного подобрался, поняв, что визит не праздный и именно по его душу.
— Тенгиз, — Ледогоров откинулся в тесном пластмассовом кресле, — я у тебя на халяву когда-нибудь пил, или ел?
Гварамадзе покачал головой.
— На деньги тебя напрягал когда-нибудь?
— Нет. Что ты говоришь?
Ледогоров не ответил и посмотрел вниз. Кафе располагалось на втором ярусе рыночного здания. Разнообразные фрукты и овощи казались отсюда стеклышками калейдоскопа. Доносился аромат свежести и разнообразных пряностей. Накатывался разноязыкий гул голосов.
— Знаешь, почему я так не делал?
— Потому что ты человек.
Ледогоров кивнул.
— Спасибо. И тебя я человеком считал. — Он сделал паузу. — А ты меня так подставил.
Оба замолчали. Тенгиз не выдержал первым.
— Объясни, дорогой.
Ледогоров достал сигарету.
— Ты говорил, что против наркомании, против бандитов. А сам сбежавшего преступника скрываешь. И наркомана к тому же. Нехорошо. Куда его твой племянник спрятал?
Тенгиз вздохнул и произнес несколько явно ругательных фраз на грузинском. Ледогоров невозмутимо выпускал дым. Он знал, что в этой ситуации, как и в большинстве других, возникающих в ходе работы, шансы на успех несоизмеримо малы. Тенгиз отошел к стойке, налил себе водки, залпом выпил и вернулся обратно.
— Прости, Саша, — покачал он головой. — Не могу тебе помочь, а врать не хочу. Родственник он мой. Беда семьи, но все равно не поймут меня, если не помогу ему. Очень уважаю тебя, но ты и меня пойми.
Ледогоров зло усмехнулся и стряхнул пепел на пол.
— Хорошо у вас все получается. Вы здесь живете, торгуете, рассказываете, как бандитов не любите, как они ваш народ позорят, а чуть что: «Извини, меня не поймут»! — Он придвинулся к Тенгизу. — У тебя, кажется, сын младший в «Крестах»? По «наркоте», да? Кажется, у него сбыт и хранение? Так вот! Поможешь — останется у него только хранение, а нет — пойдет «на полную катушку»! Как ты говоришь? Очень уважаю тебя, но и ты меня пойми! Я завтра зайду!
Спускаясь вниз, Ледогоров думал, что проиграл, думал, что Тенгиз никогда не сдаст Зуру, и что уже пора перестать обо всем этом думать.
У последней ступеньки умело орудовала шваброй седая женщина неопределенного возраста в синем рабочем халате. Пол она мыла качественно, не размазывая грязь, а добросовестно собирая ее на тряпку. Ледогоров остановился, тронул ее за плечо и показал удостоверение. Он по опыту хорошо знал, что именно такие незаметные люди всегда примечают на рынке все.
— Извините, окажите помощь в поимке бандита и наркоторговца. — На свет снова появилось потрепанное фото. — Не видели его здесь вчера?
Изгиб лестницы надежно прикрывал их от чужих глаз и Ледогоров надеялся, что уборщица не испугается. Она не испугалась. Прищурившись, посмотрела на него узкими, неожиданно недобрыми глазами и, выжав тряпку, швырнула ее в ведро.
— Видела, — сказала она надтреснутым неприятным голосом. — Ну и что с того? Ничего не скажу! Ну и что, что ты власть? Я от власти ничего хорошего не видела! А эти бандиты и наркоторговцы мне работу дали! Деньги платят! Продукты дарят! Храни их Бог! Ты меня, что ли, кормить будешь?! Видали какой выискался!
Ледогоров даже опешил на мгновение, затем все залила холодная злость. Он подумал даже, что сейчас ее ударит.
— Ну арестуй меня! Бабку больную!
В проеме хозяйственного выхода появились несколько кавказцев.
— Чтоб твои дети и внуки на иглу сели и от передоза сдохли! — Фраза нашлась сама собой.
Уборщица замерла, разинув рот.
— Да ты… — В спину ему понеслись непечатные выражения.
На улице все еще было как в печке. Небо слегка потемнело, но духота оставалась ужасающая. Ледогоров вдруг почувствовал, что очень хочется есть. На углу Некрасова и Радищева работало кафе «Шаурма», в которое он собирался зайти в течение всего последнего года. Сейчас было самое время. Он выбрал теневую сторону улицы и побрел, сутулясь под тяжестью горячих солнечных лучей. Легкий неощутимый ветерок поднимал скопившуюся у кромки тротуара пыль. Беспрерывно хотелось чихать.