Попытка к бегству
Шрифт:
— Даже и не думай! Сиди там. Жаннку поддерживай. Ни один бандит не стоит близких.
Полянский молчал.
— Слышишь?
— Слышу. Ты только глупостей не делай, а?
— Не буду! — соврал Ледогоров. — Пока. Звони.
Жара не спадала. День.клонился к вечеру. Он достал из стола деньги, принесенные Че-лышевым и пересчитал их. Снова заговорил телефон. Юлька.
— Привет. Ты как?
— Нормально.
— Точно?
— Точно.
— Точно-преточно?
— Да.
В ее тоне чувствовалось явное недоверие. Она даже вздохнула.
— А я работу нашла. Лучше прежней.
— Здорово.
— Ты правда рад?
— Конечно.
— Я уже дома. Жду тебя и очень люблю.
Он сунул деньги в карман.
— Я скоро.
Последние языки солнца выползали из кабинета, оставляя следы в виде глубоких синих теней.
— Точно кушать не будешь?
Мама поставила на стол сахарницу и две знакомые с детства фарфоровые кружки с рисунками из «Золотого Петушка».
— Нет! Я только-только.
— Зачем есть где-то, незнамо что, если до дома пять минут ходьбы. Ледогоров не ответил, помешивая крепкий душистый чай.
— Спасибо за лекарства, сынок. Я даже не представляю, сколько они стоят.
Он махнул рукой.
— Мне ребята бесплатно достали.
Пригубил чай.
— Мам, я увольняюсь из милиции.
Она никак не отреагировала. Отломила кусочек пряника, подвинула ему розеточку с вареньем.
— Что-нибудь случилось?
Он усмехнулся.
— Нет. Просто устал. Хочу спокойной жизни. Хочу семьи. Хочу денег.
Она кивнула.
— И куда ты пойдешь?
— Мало ли хороших мест? Вон сколько бывших наших ребят в службах безопасности работают.
Она опять кивнула. Он рассердился.
— Я думал, ты обрадуешься! Ты же сама этого всегда хотела. А сидишь мрачнее тучи.
Мама прожевала пряник и замахала руками.
— Что ты, что ты! Я просто очень хочу, чтобы все было так, как ты действительно хочешь, сынок!
— Так я хочу!
— Ну и замечательно.
За окном набегали сумерки. Ледогоров поднялся.
— Пойду домой. Устал.
— Конечно, сынок, — мама помялась секунду. — Доктор звонил. Сказал, что у тебя срок кодировки уже вышел. Спрашивал, надо или нет снова… — Она умолкла.
Он взял ее за руку.
— Не волнуйся! Уже ничего не надо.
— А может…
— Не может.
Мать кивнула, но глубоко в глазах ее продолжала гнездиться тревога. Ледогоров поцеловал ее в сухую щеку.
— Меня даже не тянет.
Она снова кивнула.
— Проводи меня до дверей.
Теплый воздух, струящийся от остывающего асфальта, делал вечерний пейзаж размытым как акварель. Пахло бензином, гарью и сиренью. Ледогоров поддал носком кроссовки пустую банку. Она с лязганьем покатилась по тротуару. Немногочисленные прохожие обернулись. От второго удара она вылетела на мостовую и хрустнула под колесом грузовика. Ледогоров достал сигарету, повертел ее в пальцах и убрал обратно в пачку. Было душно.
Грозы хочется, но ее нет. Хочется ветра, но и его нет. Даже темноты нет настоящей. Вместо нее серо-коричневая дымка, слегка колышущая занавеску.
— Ты никогда мне этого не простишь.
— Не говори ерунды.
— Я всегда тебя чувствую.
— Чушь! Причем здесь ты!
На потолке пляшет синий отблеск работающего в окне напротив телевизора. Внутри него мечутся тени.
— Я знаю.
— Прекрати.
— Я знаю.
— Прекрати, я сказал!
— Ты никогда раньше на меня не кричал.
Он садится и тянется за сигаретами. Огонек зажигалки вспыхивает во мраке теплым маячком.
— Извини.
Она целует его в спину.
— Я же говорю — не простишь.
Он не отвечает. Она приподнимается и приникает к нему всем телом.
— Я всегда тебя чувствую.
Темно.
— Ледогоров? Да, есть такой. — Вышегородский переложил телефонную трубку из одной руки в другую. Собравшиеся на утреннюю «сходку» опера притихли. — Нет, не в отпуске. Да, работает. Пишу.
Небо за окном имело нежный сапфировый цвет. От проснувшегося солнца воздух казался размешанным в розовом тумане. Тополь замер как затаившееся в засаде гигантское диковинное насекомое. Ледогоров смотрел на все это и даже взглядом не хотел возвращаться в душный полутемный кабинет к запахам пыли, бумаги, клея и кожи.
— Хорошо. Я записал. — Артур положил трубку и задумчиво посмотрел на телефонный аппарат. — Все работать. Саша, задержись.
Опера потянулись к выходу. Идущий последним Армишев аккуратно притворил дверь. Ледогоров отвернулся от окна и вопросительно посмотрел на Вышегородского.
— Кто это?
— У СБ. Вызывают тебя. — Артур оторвал листок календаря. — К одиннадцати. В отдел служебных проверок.
Ледогоров взял протянутую бумажку.
— Понял. Буду.
— Что ты натворил?
Он усмехнулся.
— Не боись. Если бы натворил — в прокуратуру бы вызывали.
Из-за крыш наконец вынырнул красный сверкающий шар солнца. Его рыжие языки лизали пол кабинета.
— Я пошел.
На часах было десять. Он зашел в «Василису», взял «полтинник» коньяку и, усевшись в угол, закурил.