Попытка возврата. Тетралогия
Шрифт:
— Вот это вещь! А оптика-то какая! Всё как на ладони видно. Цейсовская?
Капин, радуясь как ребёнок, вопросительно посмотрел на меня.
— Самопальная. Дедок один супербдительный сварганил. А вообще эта хреновина, по задумке, не столько снайперская, сколько антиснайперская. Вражьи снайперы ничего и видеть не будут, а тебе главное его засечь. И хана гансу. Причём можно даже после каждого выстрела позицию не менять. Никому в голову не придёт тебя на таком расстоянии выискивать. Только на приклад нужно хоть подушку приладить, что ли, а то лягается больно.
Потом мы постреляли ещё немного. Ухлопали унтера, связиста и уполовинили расчёт орудия во главе с офицером, которые сначала
Так что испытания можно считать прошедшими успешно. Когда я собрал в чехол ПТР, Игорь вдруг стал очень официальным.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?
Очень удивившись, спросил у него:
— Тебя что, выстрелами контузило? Или просто с глузду зьихал, как Ничипоренко выражается?
— Товарищ старший лейтенант, Илья, одолжите мне это ружьё на время. Вы не волнуйтесь, я за ним следить буду лучше, чем за собственным! У вас же задачи совершенно другие, а я из него противника как белок щёлкать буду. Хоть на неделю… Пожалуйста…
У просящего снайпера был такой уморительный вид, что я даже засмеялся.
— Бери. Только прицел береги.
— Да я… Да пуще глаза…
— Ладно, проехали. Потом расскажешь, сколько из него намолотил.
Отдав ружьё и чехол с прицелом совершенно счастливому Капину, двинул искать транспорт для дороги обратно. Игорь меня провожал, всю дорогу рассказывая, как он будет ухаживать за оружием. Потом, уже уезжая, видел, как он порысил на позицию, которой мы отвели роль запасной. Видно, не настрелялся ещё, хотя и у него, и у меня от этой пальбы на плече был здоровенный синяк.
А ещё через несколько дней Колычев поставил нам интересную задачу.
— В общем так, товарищи. Вам предстоит совершить поиск и взять языка, я подчёркиваю, нужного языка, в глубоком тылу у немцев. Постарайтесь, нам нужен штабной, как минимум, дивизионного уровня. Ну и заодно сами посмотрите, что там и как.
Иван Петрович устало оглядел нашу троицу и добавил:
— Это личная просьба генерала Горбатова. Немцы перегруппировывают войска для удара по Севастополю, а разведка ничего не может выяснить. С нашего направления, возможно, уходят части, а куда они уходят и где будут скапливаться, сказать невозможно. А им на смену, по непроверенным данным вот-вот подойдёт 170-я пехотная дивизия немцев. В 44-й армии на проверке этих сведений потеряли уже пять групп разведчиков.
Гусев, удивлённо присвистнув, спросил:
— Немцы что, егерей сюда перевели, или у нас в штабах шпион завёлся?
— Нет, всё проще и хуже. Два разведчика смогли вернуться и рассказали, что, во всяком случае, их — перестреляли местные. Тут до самого Джанкоя татарские поселения. И крымские татары активно сотрудничают с немцами. Не все, конечно, но предателей очень много. Служат проводниками у врага, сдают им наши отряды партизанские, охотятся за окруженцами. Сволочи!
Полковник стукнул кулаком по столу, потом, расстегнув воротник гимнастёрки и закурив, более спокойно продолжал:
— Можно было бы вас самолётом подальше завезти, но нет никаких гарантий, что вы и там не напоретесь на этих гадов. Да и местность там всё больше степная. Даже уйти некуда будет, если прижмут. Думали к партизанам скинуть, но вчера отряд Борисова не вышел на связь. Похоже, их тоже накрыли.
У меня, пока слушал монолог полковника, появилась идея.
— Иван Петрович, а если мы в немецкой форме пойдём? Гусев по-немецки, как по-русски, болтает, да и я с Пучковым за это время в языке поднатаскались. Вряд ли татары будут в тонкости произношения вникать. Разживёмся на той стороне транспортом и, как белые люди, с комфортом дня за два-три всё сделаем.
Колычев задумчиво крутил карандаш, молча глядя на карту, а потом решился:
— Хорошо, я дам распоряжение. Форму и оружие вам подберут, а вы готовьтесь. Сегодня в ночь выходите.
Серёга, в форме гауптмана, с железным крестом и медалью за французскую кампанию, смотрелся очень импозантно. Лехе досталась унтер-офицерская роба, а я стал рядовым вермахта, на мундире у которого были две нашивки за ранения и ленточка креста боевых заслуг второго класса с мечами. То есть смотрелись солидно и должны были внушать доверие. Во всяком случае, на первый взгляд. Второго взгляда постараемся не допускать, ибо чревато. Полковник, вышедший нас проводить, окинул всех взглядом и, когда уже попрощались, сказал:
— Хоть я в него и не верю, но — с Богом, мужики!
И мы, занырнув в кузов полуторки, покатили к линии фронта.
— Уй, бля-а-а!
— Леха, что там? Зацепило?
Я не мог оторваться от руля и только потому, что Пучков вскрикнул и пулемёт замолчал, понял, что проблем у нас прибавилось. Но через пару секунд MG-34 опять замолотил короткими очередями.
— Нормально, старшой! Руку чуть царапнуло! — проорал Пучков, пытаясь перекричать шум мотора и грохот очередей. Серёга, видно, опять потерял сознание, и теперь, оглянувшись, я увидел, что он съехал между сиденьями и его замотанная бинтами голова бьётся на кочках о заднюю дверцу. А на рукаве у Лёшки, чуть ниже плеча, расплывается красное пятно. Зараза, блин! Похоже, приехали. Что-то надо делать, и быстро.
— Леха, бросай пулемёт и быстро за руль! Я сейчас выскочу, а вы быстро дальше валите!
— Товарищ старший лейтенант, вместе уйдём! Не надо оставаться!
— Ты что, бля, рядовой, приказа не понял?! Марш за руль!
Дав по тормозам, выскочил из машины и, пока Пучков занимал моё место, подхватил пулемёт и побежал к здоровому валуну возле обочины. Машина, газанув, рванула вперёд, а я, плюхнувшись возле камня и поправив ленту, приготовился встречать преследователей. Хорошо ещё, что дорога шла, петляя между скал, и мою высадку фрицы не могли увидеть. Минуты через полторы они появились. Впереди цугом неслись три мотоцикла. Выцелив первого, дал короткую очередь, а потом длинно лупанул по остальным. Вот это другое дело! Это не со скачущей машины стрелять! Один байк на всей скорости влепился в скалу, второй, резко вильнув, свалился в глубокий обрыв, что шёл за обочиной. А третьему, видно, попало в бензобак, потому что он эффектно рванул и, перевернувшись набок, проехал по инерции ещё метров двадцать, где и остался лежать, чадя горящим бензином. Остальные поклонники быстрой езды, шустро сообразив, в чём дело, спешились за поворотом и принялись густо поливать мой валун пулями. Ну, это надолго. Если сейчас не подстрелят, то я до приезда отставшего БТРа их тут удержу. А там как повернётся. Против немецкого колёсно-гусеничного гроба у меня есть два аргумента в виде противотанковых гранат. Так что, если повезёт, может быть, и его урою. Только вот куда потом самому деваться? В обрыв сигать — это верный кирдык. Если сразу ноги не переломаю, то меня сверху добьют. По скале выскочить тоже не выйдет. Я же не Карлссон, пропеллера сзади не имею, а тут не всякий скалолаз справится, да и фрицы клювом щёлкать не будут. В момент дырок наделают.