Пора волков
Шрифт:
– Кто стрелял? Признавайтесь. Никто не имеет права. Никто…
– Если солдат не выполняет своего долга, – спокойно проговорил священник, – кому-то приходится это делать за него. Волки выли под самой дверью. Я и выстрелил. А вы были настолько пьяны, что ничего не слышали.
– Враки. Вы меня оглоушили.
– Потому что вы были пьяны! Вы даже стражником хорошим быть не можете.
Стражник всем телом подался вперед. Рука его уже поднимала аркебузу. Но священник не шелохнулся. В полной неподвижности развернулось молчаливое сражение. Схватка взглядов продолжалась, наверное, с минуту, по истечении которой стражник опустил глаза
– Чего с вами спорить, – буркнул он. – Все они тут за вас… А вообще-то я ведь здесь не для того, чтоб волков пугать.
– Ну вот что, – по-прежнему спокойно сказал священник, – давайте поедим супа – тут и рассветет.
Колен Юффель сходил за котелком ячменной похлебки; ее подогрели на огне, и каждый съел по миске. Когда с завтраком было покончено, священник приоткрыл дверь и сказал:
– Достаточно светло – можно идти разгружать повозку.
Они вышли. Ветер утих – тишину нарушали лишь бараки, откуда неслись уже не вопли, а хрипы и стопы, точно ночь, пролетая над миром, утишила боль или унесла с собой последние силы умирающих.
Низко висело все еще затянутое тучами небо, но с востока начинал сочиться мутный водянистый свет, который медленно охватывал землю, минуя леса, еще погруженные в тусклую зеленоватую мглу. Правда, листва уже покрылась ржавчиной. Над полями, вдоль которых ползли каменные изгороди, с притулившимися возле них неясными пятнами кустов, поднималась такая же серая, как небо, дымка. Матье разглядел теперь, что бараки стоят не на плоскогорье, как ему показалось вчера, а в узкой неглубокой котловине. И он никогда раньше не бывал в этих краях лишь потому, что тут не проходит ни одна дорога. Та, по которой они ехали вчера, была знакома ему в первом своем отрезке, – он проезжал по ней, когда направлялся в Клюси и дальше, в лес Амбуссо, но никогда не сворачивал он влево, на ту ее часть, что ведет только на Белину. Матье встревоженно озирался вокруг, точно открывая для себя далекий континент, лежащий в чуждом людям мире. Он отошел на несколько шагов, и стоило ему обогнуть барак, как он увидел двух лошадей, забившихся в дальний угол загона. Матье подошел, погладил обеих, поговорил с ними немного. Потом, обнаружив справа небольшую копну сена, взял несколько охапок и перекинул через изгородь. Этот привычный жест, тепло и запах животных согрели его и точно вдохнули в него жизнь.
Вернувшись, он увидел, что все прочие, а с ними и обе женщины, стоят в двадцати шагах от барака. Матье подошел к ним. Все смотрели на покойника, завернутого в рваную простыню. Из дыр торчали обрывки одежды и окровавленные клочки тела. Лицо было обглодано до костей.
Антуанетта Брено и цирюльник кое-как прикрыли останки, натянув простыню, а отец Буасси, прочтя молитву, сказал:
– Чтобы этого больше не было. Покойников будем хоронить каждый день. А тех, кто умрет к ночи, придется класть в какой-нибудь сарай, куда зверье не сможет проникнуть.
– Такого сарая у нас нет, – сказал цирюльник.
– Ну так построим. Большим он быть не должен. А леса вокруг хватает.
И он показал на вынырнувший из тумана лесистый холм.
Они сняли с повозки десять мешков муки, два мешка ячменя, два бочонка вина и сложили все это в маленькую пристройку, прилепившуюся к сторожевому бараку.
– Кто отвечает за припасы? – спросил священник.
– Я, – отозвалась Эрсилия Макло. Священник взглянул на стражника.
– Нужно
Матье заметил, что стражник избегает смотреть на священника. Он помог разгрузить повозку и теперь стоял, прислонившись к стене барака, скрестив руки на груди и опустив голову. Отец Буасси спросил цирюльника, нет ли у него каких-либо срочных дел.
– Я должен обойти больных, – ответил тот, – и сделать все от меня зависящее.
Священник, казалось, что-то прикинул и объявил:
– Я не хочу, чтобы покойники оставались здесь пусть даже ненадолго. Это нехорошо как для них, так и для живых. Давайте сейчас же погрузим их на какую-нибудь повозку. Гийон и Юффель поедут с нею и начнут копать. Я подойду перед самым погребением. А пока я хотел бы посетить больных.
Матье и Рыжий Колен сходили за лошадью и запрягли ее в похоронные дроги с высокими деревянными дугами, на которые была натянута тяжелая черная парусина, целиком скрывавшая то, что находилось под ней. Над сидением кучера с перекладины свешивался небольшой колокол, но язык его был обернут холстом.
– Это мы решили так сделать со священником, который до вас тут был, – сказал цирюльник, обращаясь к отцу Буасси. – Совсем снять колокол мы побоялись, потому что по правилам он должен висеть на повозке с умершими от чумы, но здесь он совсем ни к чему. Ведь эта повозка никого на своем пути не встретит. А колокол только еще больше пугает больных.
– Вы правильно сделали, – сказал священник.
Прежде всего они погрузили тело могильщика Жароссо. Антуанетта Брено влезла под парусину, и когда мужчины подняли тело на высоту повозки, она втащила его за ноги внутрь. Матье был поражен, откуда у этой тоненькой женщины столько силы. Пока перетаскивали Жароссо, простыня снова сползла с него, и показалось обглоданное лицо, облепленное жирными мухами. Между черными тельцами насекомых странно белели кости.
– Ужасно, что еще так много мух, – сказал иезуит.
– Чего ж удивляться, – заметила Эрсилия Макло. – Морозов-то не было.
Молодая женщина, оттащив тело в глубь повозки, снова натянула простыню и, размахивая руками, согнала мух. Под парусиной слышалось непрерывное жужжание. Матье смотрел на эту женщину со смешанным чувством гадливости и восхищения. Видя, что Гийон стоит и не двигается, Колен сам взялся за узду, и повозка, подпрыгивая на рытвинах, пересекая лужи, добралась до другого конца барачного поселка, где между двумя бараками лежали покойники. На многих, как и на Жароссо, ночью напали хищники. Один, кого вынесли ночью и положили возле самой двери, пострадал больше всех. От савана почти ничего не осталось, лицо было изуродовано, и, когда его стали заворачивать в другую простыню, обнаружилось, что у него оторвана рука.
– Искать не стоит, – сказал цирюльник. – Они далеко ее утащили.
Стражник послушно помогал им.
– Вот видите, – сказал ему священник, – если бы у вас хватило духу их похоронить, этого не произошло бы.
– Я и схоронил двоих, когда Жароссо слег, но вообще-то это не мое дело.
– Вы, видимо, считаете, что – наше! – бросил священник, смерив Вадо суровым взглядом.
– Ну, с этим-то все равно так получилось бы, – заметил стражник, отводя глаза, – он-то помер нынче ночью.