Порфира и олива
Шрифт:
Он подозвал одного из тех мальчишек, что, едва стемнеет, принимаются шнырять поблизости от больших площадей и богатых жилищ. Подросток тотчас подбежал и поспешил зажечь свой факел из пакли и смолы.
— Ты хорошо знаешь улицы Субуры?
— Я там родился, господин, — сообщил солидный малыш, горделиво вздернув подбородок.
— А знаешь, где находится дом, в котором живет главный христианин?
— Само собой. Тебя проводить?
— Да. Освещай мне дорогу.
И тут они пустились блуждать среди адски перепутанных вонючих переулочков. Вскоре Калликсту пришлось сойти со своей повозки и продолжать путь, таща лошадь за узду. Балки, торчавшие из стен, в любое мгновение угрожали свалиться им на голову. От этих слепых фасадов доносился шум жизни, в нем угадывались отзвуки то трапезы, то ссоры, слышались причитания плакальщиц, стоны больного. Ему вспомнилась Флавия, сводник тоже пришел на память. Сколько воды утекло, сколько событий и перемен произошло с той поры...
— Вот, господин, это здесь.
Калликст поднял голову. Этот дом походил на тысячи других. Обшарпан не больше прочих, но и не меньше. Однако не было никакой причины предполагать, что мальчик лжет. Он дал ему асс, привязал лошадь к каменной тумбе, затем постучался в дверь.
Тут посетителя ждал новый повод для удивления: человек, открывший ему, смахивал на раба, самого обычного, такого же, как все рабы.
— Я прибыл из Александрии. Меня прислал епископ Деметрий.
Человек при этих словах не нахмурился, не насторожился, ответил просто:
— Следуй за мной.
Он повел гостя к шаткой лестнице. Проходя по лестничной площадке, Калликст услышал влажный кашель, перемежаемый хриплым дыханием. Перехватив его вопросительный взгляд, спутник смиренным тоном обронил:
— Чума.
Но вот они подошли к двери, на которой было выгравировано изображение рыбы. Дверь оказалась не запертой. Привратник испарился, а Калликст внезапно предстал перед сидящим человеком. Тот медленно поднял голову, и тусклый свет масляной лампы упал на его лицо.
Ошеломленный Калликст узнал Ипполита.
Молодой пастырь, похоже, изумился не меньше пришельца.
Оба долго смотрели друг на друга в молчании, словно каждый старался уверить себя, что это не сон. Фракиец опомнился первым:
— Ты, здесь? Но как?..
— Я там, где должен быть. На службе Господней. Однако я точно так же мог бы задать этот вопрос тебе. Я считал, что ты скрываешься в безопасном месте, где-нибудь на Александрийском побережье или в Пергаме, и транжиришь там миллионы, которые украл у евреев, клиентов банка твоего прежнего хозяина.
Калликст задышал глубже, пытаясь успокоиться. Поистине годы нисколько не смягчили глумливого тона, свойственного Ипполиту.
— Я прибыл сюда из Александрии. С важными известиями. Меня прислал епископ Деметрий.
— Деметрий? Да что это с ним, с какой стати он доверился субъекту твоего сорта?
— Могу я видеть папу? — только и спросил Калликст, оставляя предыдущую фразу без комментариев.
— Ты видишь его! — раздался голос за спиной гостя.
Фракиец вздрогнул. Он не слышал, как позади него снова открылась дверь. Теперь ему навстречу шел тощий, довольно малорослый человек, в серых глазах которого, однако, светилась воля, а нервическая порывистость движений говорила о достаточно твердом характере. Вспомнилось описание, которое дал ему Климент: «Это уроженец Африки, но по складу совершеннейший римлянин, более склонный рушить препятствия на своем пути, чем пытаться обогнуть их».
— Святой отец, — встрял Ипполит, — этого человека зовут Калликстом. В прошлом раб блаженного Аполлония, затем одно время управитель делами префекта анноны, а ныне вор, голова которого оценена в двадцать тысяч денариев.
Калликст бросил на него свирепый взгляд. Эх! Если бы можно было обойтись с этим типом, как Господь — с торговцами во храме!
— Что тебе нужно? — сухо осведомился Римский епископ.
Фракиец вытащил из своего пояса кожаный футляр:
— Послание епископа Деметрия.
Папа схватил футляр и, вытащив оттуда свиток папируса, протянул его Ипполиту. Насупив брови, сказал:
— Прочти. У тебя пока еще глаза хорошие.
Ипполит начал:
«Виктора, наместника святого Петра, Деметрий, епископ Александрийский, S.D. [59]
До меня дошли сведения, будто ты намереваешься предать анафеме наших братьев из азиатских церквей, которые отказываются разделить позицию Всемирной Церкви относительно даты празднования Пасхи.
Тебе ведомо, что когда ты созвал провинциальные синоды, чтобы положить конец этой распре, разделившей Церковь на восточную и западную, я одним из первых присоединился к твоему мнению. А стало быть, ныне мне более чем кому-либо пристало посоветовать тебе отказаться от этого замысла.
59
Salutein dat — приветствует (лат.).
Мне и впрямь представляется, что празднование Пасхи в день смерти Господа, а не в день его воскресения не дает достаточных оснований для того, чтобы взять на себя такую ответственность как отлучение целых церковных общин. То, что я тебе сейчас говорю, я говорю со всем почтением, более чем ясно сознавая собственные малость и несовершенство перед лицом наместника Петра. Но, тем не менее, должен уведомить тебя, что здесь, в Александрии, мое мнение разделяет большинство просвещенных людей.
Они принимают во внимание, что невозможно винить наших братьев в Азии за то, что они всего лишь продолжают следовать старинным почтенным традициям. До сей поры греческая и латинская церкви жили бок о бок, единые в своем поклонении Господу, Спасителю нашему. Твои предшественники проявляли большую терпимость по отношению к азиатским епископам; особенно Аникит, когда у него возникли разногласия с епископом Поликарпом.
Мы побуждаем тебя не отказаться от своих настояний, а лишь действовать осторожно, следуя их примеру. Нам же больше ничего не остается, как только ждать, когда наши молитвы воплотятся в жизнь. Я уверен, что милость Всемогущего Бога, в конце концов, просветит наших азиатских братьев. Итак, да соизволит он внушить тебе доброе решение.
Vale [60] ».
Папа сидел на низенькой скамеечке и с задумчивым видом теребил свою бороду.
— Как вышло, что Деметрий доверил тебе это послание?
60
Будь здоров (лат.).
Тон понтифика был недвусмыслен, но Калликст испытал к нему благодарность хоть за то, что он не прибавил: «Ведь не похоже, чтобы ты заслуживал особенно надежных рекомендаций».
— Ему предлагали нескольких человек на выбор. Епископ остановился на мне.
— Это не ответ на вопрос. Почему язычнику отдали предпочтение перед христианами? — вмешался Ипполит.
— Язычнику? — удивился Виктор.
Калликст покачал головой:
— Ипполит не мог этого знать, но я теперь христианин.
— Как?! Что ты сказал? — Сын Эфесия уставился на него растерянно и вместе с тем скептически. — Ты? Христианин? Ты, который яростнее всех нападал на нашу веру? Ты, кто...