Порочестер или Контрвиртуал

Кульбицкая София

НАБАТ

Встань, пробудись, Русь! С век отряхни лень! Глянь: инородь-гнусь Прёт изо всех щелей! Делит твою плоть, Топчет твоих дев! Крикни же, мать: "Прочь!" Вспыхни огнём, гнев! Русь, пробудись, встань! В слякоть втопчи мразь! Кровью её, как встарь, Реки свои раскрась!!! В ужасе захлопнув окно, я отправился на страничку своего друга. К моему облегчению, тот как был, так и остался Мистером Порочестером, - зато вместо пресловутого адского пламени, некогда отражавшего движения его души, на аватаре теперь красовалась огромная, откровенная и недвусмысленная Звезда Давида - синяя на белом фоне. Ничего хорошего всё это не предвещало. И точно. Его открытое письмо к администрации называлось куда короче, чем у Елены: "ДОКОЛЕ???", зато сам текст был намного развесистее. Автор требовал "немедленно выкинуть с сайта правнучку доктора Геббельса", - а, проще говоря, удалить аккаунт пользователя аcidophileen (она же - "Елена Нечаева"), специально созданный заинтересованными лицами с целью разжигания национальной розни. В противном случае, грозил он, ему остаётся только один выход - сообщить в компетентные органы, что "Златоперье" - ксенофобский, экстремистский ресурс,

пригревающий под своим крылом откровенных нацистов - и под прикрытием так называемой "литературы" пропагандирующий фашистскую идеологию. В конце письма Порочестер на всякий случай предупреждал, что все нужные документы, ссылки и скриншоты уже аккуратно собраны в папку - и с нетерпением ждут своего часа. Измученно отерев лоб, я вернулся на форум. Теперь мне, по крайней мере, стало ясно, что там происходит. Случилось чудо. Наверное, впервые за всю историю существования Рулинета… да что там - самой литературы!
– вялотекущая война либералов и патриотов, бесконечно переваривающая саму себя без всякой надежды на разрешение, прекратилась: так люди забывают о своих мелких дрязгах перед лицом настоящего горя. В этот миг вопросы идеологии никого не волновали - все застыли в ужасе перед куда более серьёзной и страшной проблемой, казалось, колеблющей сами основы бытия. "Зачем, почему?.. Как они могли?.." - в этом едином чувстве изумления и негодования сошлись даже самые непримиримые идейные враги, на время забыв обо всём, что их разделяло. Порочестера и Елену, таких разных и в то же время похожих, любили все. Их дружба была символом родства душ вопреки всему и всем, островком чистоты в Интернете, этом океане грязи и лжи. Видно, даже самому матёрому моссадовцу и ярому, осатанелому нацисту где-то в глубине души хочется верить в сказку, во всепобеждающее чудо Любви. Теперь это чудо рушилось у них на глазах. Всем хотелось плакать.

– Может быть, это перфоманс?..
– предположил кто-то с надеждой. В какой-то момент все ухватились за эту соломинку: Порочестер и впрямь был горазд на подобные мистификации. Но нет, не перфоманс. Бывшая парочка говорила чистую правду, это все поняли, заглянув на их страницы. Что с того, что они выкинули друг друга из списка избранных!..

– Пусть отзовутся сами, пусть придут сюда и объяснят нам всё!
– требовали патриоты и либералы, гении и графоманы, экспериментаторы и классики в один пронзительный голос. Но герои не отзывались - то ли выжидали чего-то, то ли лежали каждый под своим одеялом в глубокой депрессии, то ли считали, что всё, что можно было сказать, уже сказано. Тогда-то и прозвучало впервые предложение дождаться Герцога - по многим данным, закадычного друга обоих - и выяснить всё у него. "Нет уж, - подумал я, - увольте. Я уже знаю, что такое - попасть меж двух жерновов, и вовсе не горю желанием испытать это дивное ощущение вновь". С этой мыслью я навёл курсор на крестик наверху - и в следующий миг благополучно покинул виртуальные пределы Златоперья. Любопытство моё было удовлетворено полностью. Заходить туда в ближайшие дни я не собирался и остаток понедельника с удовольствием посвятил работе. Благо теперь меня от неё ничего не отвлекало. О друзьях своих я теперь почти не думал. Милые бранятся - только тешатся. Я бы серьёзно встревожился, не обнаружив в Интернете никаких последствий их ссоры. Но то, с какой помпой они сработали на публику, говорило о том, что духовная связь между ними неразрывна, как синтетический канат. Вот и славно. Встревать в их экзотические любовные игры у меня не было никакого желания. А ближе к ночи мне позвонил Порочестер.

9

За минувший день я много раз представлял себе этот звонок и то, как буду говорить со своим другом - сухо и холодно, чтобы как можно больнее ранить его остро заточенным металлом своего голоса. Я был смертельно зол на него. Но как только услышал это умирающее блеяние, все благие намерения тут же вылетели у меня из головы:

– Герцог, дружище… Совсем я разболелся… Никуда не выхожу - сил нет… Может быть, если у Вас найдётся минутка, если, конечно, Вы не слишком заняты, не обязательно сегодня, а вообще - Вы могли бы ко мне заехать?..

– Господи, что с Вами, дружище?..

– Такая слабость жуткая… Голова кружится, да ещё изголодался… Мне б поесть чего-нибудь… В холодильнике шаром покати, утром последнюю корку с водой размочил… Так есть хочется, ужас… Может быть, если Вам будет по пути, Вы бы завезли мне чего-нибудь…

– Ну конечно, дружище, - разволновался я, - диктуйте, что Вам нужно, я запишу… Чего бы Вам особенно хотелось?..

– Колбаски бы… - после минутного раздумья пролепетал мой друг, - очень колбаски хочется докторской… И вот если бы ещё… виноградику… Вы не беспокойтесь, я всё возмещу…

– Ну что Вы, дружище, какая ерунда!… Постойте-постойте-ка, - я спохватился, - так давайте я заодно и в аптеку забегу! Вам ведь, наверное, нужны какие-нибудь лекарства?..

– Что лекарства… - обречённо протянул Порочестер таким тоном, что любому стало бы ясно: жить ему осталось как минимум несколько дней и медикаментами тут не поможешь. Испуганный, я забормотал, что немедленно выезжаю - и, положив трубку, кинулся одеваться, от волнения не сразу попадая ногами в брюки. К счастью, по дороге у меня есть круглосуточный супермаркет. Там я накупил другу не только самых нужных и важных продуктов вроде хлеба и колбасы, но и всяческих изысков и разносолов, которые, как мне было известно, он любит… когда-то любил. Может быть, думал я, моя забота вкупе с пробудившимся аппетитом дадут ему силы к выживанию. Я, правда, так и не выяснил, чем он болен, - он так меня напугал, что я напрочь забыл спросить о самом главном. Перезванивать было уже неловко - может быть, друг успел задремать, а ведь сон - лучшее лекарство; я только надеялся, что это не что-то желудочное. Но если всё-таки я ошибался, то на этот случай я захватил ему ещё и духовной пищи - сунул в сумку два последних номера нашего ежемесячника, вдруг Порочестеру захочется узнать что-нибудь новое об актуальном искусстве и галерее Винзавод. (Теперь, когда прежний мэр, который был давним другом нашего Кормильца, попал в опалу,

я стал чувствовать себя чуть ли не оппозиционным журналистом.) В результате сумки у меня стали такие тяжёлые, что пришлось взять такси. Вот когда я всерьёз пожалел о несданном утром экзамене!.. С этим надо было что-то делать. Попрошу Порочестера, решил я, чтобы дал мне попрактиковаться на своей машине - между гаражами обычно есть свободное местечко. Если, конечно, бедняге суждено встать на ноги. Больной, старый, всеми покинутый… Полно: да жив ли он ещё?!.. Поднявшись на нужный этаж, я обнаружил чёрную кожаную дверь с позолоченной табличкой гостеприимно приоткрытой, что произвело на меня удручающее впечатление. Я понял: мой дружище-мученик ждал меня, ждал и, вконец изождавшись, так ослабел, что решил на всякий случай открыть мне заранее - вдруг не сможет доползти на звонок. Наверное, он очень долго добирался от кровати до двери, шаркая шлёпанцами, от слабости держась за стенку… Видать, с тревогой подумал я, он и вправду серьёзно болен. Раньше он отличался крайней мнительностью и сам не раз читал мне мораль, дескать, на звонок домофона я всегда должен спрашивать: "Кто там?" Чему я никогда не следовал. Мне кажется, это так глупо… Едва скинув в прихожей ботинки и даже не успев снять пальто, я чуть не бегом отправился на отдалённый звук телевизора. Порочестер был жив. Оказывается, он устроил себе лежбище в гостиной, всё на том же розовом диване, где мы частенько сиживали с Еленой, - было даже как-то странно видеть его застеленным. Увидав меня, столбом застывшего на пороге с набитыми пакетами в руках, бедняга обрадовался до слёз:

– Оой, дружище, Вы мой спаситель!.. Что это там вон такое вкусненькое виднеется в пакетике? Профитрольки?.. Выглядел он, прямо скажем, не лучшим образом. Нос, торчащий над одеялом, казался на осунувшемся лице огромным, - а когда он чуть приподнялся на подушках, я увидел, что подбородок его сиз от двухдневной щетины, а сальные седые патлы спадают на голые плечи печальными сосульками. Безграничная укоризна, невесть когда успевшая поселиться в покрасневших тойтерьеровых глазах, словно по волшебству превратила его в идеальный, почти хрестоматийный образ старого больного иудея; как видно, подумал я не без злорадства, информационные войны таки не проходят даром. Но тут же устыдился собственных мыслей - бедняга и впрямь оголодал. Стоило взглянуть, как он смотрит на продукты, которые я, спеша его порадовать, опрометчиво принялся выкладывать на журнальный столик. Трясущейся рукой он потянулся к виноградной кисти, и я еле успел убрать её обратно в пакет - моему больному другу только глистов для полного счастья и не хватало. Он чуть не расплакался, когда гостинцы вновь скрылись из его поля зрения, чтобы чин-чинарём отправиться на помывку. Воздух в квартире был, как выразилась бы Леночка, "спёрнутым".
– Проветрить срочно!!!
– Но окна были заклеены везде, кроме кухни и я ограничился тем, что распахнул их там - опять же, по Елениному выражению - "на полную громкость". Упрятав, что нужно, в холодильник, я намыл ему груш, персиков и винограда, нарезал колбасы, как он любил, крупными ломтями, положил в чашку с горячим чаем две ложки смородинного варенья - и, поставив и сложив это всё на жестяной подносик "Олимпиада-80", отправился назад в гостиную. Порочестер в предвкушении кайфа уже успел устроиться на своём диване в положении сидя. Едва поднос оказался рядом с ним, как он с жадностью накинулся на угощение - ещё недавно мутные глаза заблестели, на лбу выступили капельки влаги, мне даже показалось, что он слегка порозовел. Огромные уши так и ходили ходуном.

– Спаситель, - приговаривал он с набитым ртом, не переставая жевать, - дружище, Вы мой спаситель!.. Аах, какая вкуснотища!.. Тут меня охватило лёгкое беспокойство - не станет ли ему плохо от переедания, что при определённом роде болезней может привести к весьма неприятным последствиям.
– А врач, дружище?.. Что сказал врач?.. Вам можно всё это?.. Порочестер только рукой махнул:

– Да какие там врачи, дружище… Это у меня на нервной почве… Железной рукой я подавил в себе острое, внезапно вспыхнувшее, почти неконтролируемое желание придушить своего друга - и только сказал с мягкой укоризной:

– Ну что Вы, дружище, разве можно так реагировать на все эти виртуальные войны?..

– А?!
– так и вскинулся Порочестер, придерживая на груди одеяло.
– А Вы видели, что там творится? Читали форум?.. .

– С утра не заглядывал, - признался я.
– А что там?.. Честно говоря, мне это было вовсе неинтересно. Но деваться некуда: веки Порочестеровых глаз пугающе покраснели, он тяжело, с натугой задышал и - что было особенно плохим признаком, - отложил на поднос надкушенный персик. Поэтому я не стал артачиться, а лишь покорно подсел к ноутбуку и, кликнув на нужный ярлычок, зашёл на главную страницу "Златоперья", а оттуда - и на форум, где и впрямь успело появиться много новых тем и комментариев.

– Читайте вслух, дружище, - потребовал Порочестер, поудобнее устраивая голову в подушках и натягивая одеяло до подбородка.
– И с выражением… Я прошёлся по темам. Честно говоря, ничего особенного я не увидел, хоть и действительно - форум был немного не в том состоянии, что я его оставил. Впрочем, меня это нисколько не удивило - жизнь есть жизнь. Момент истины миновал. За минувший день обе партии немного успокоились, спохватились и решили - раз уж сияющую звёздочку Надежды и Веры, Любви и Мудрости всё равно грубо растоптали на их глазах - извлечь из ситуации хоть какую-то выгоду. Читать всю эту мутотень "с выражением" я, конечно, не стал, а только вскользь комментировал самое интересное - и время от времени оглядывался на своего друга, чтобы видеть, как он реагирует:

– Дружище, Вас тут, оказывается, вовсю ищут. Зовут на февральский Международный Литературный Конгресс в Натании! Просят сообщить, прошло ли письмо с официальным приглашением…

– Не поеду, - поморщился Порочестер.
– Там агрессивное солнце. А у меня кожа очень чувствительная. Вся в родинках…

– О, а вот интересный диспут! О трёх видах поэзии: "русская", "русскоязычная" и "россиянская". Первое - это, конечно, о нашей Лене: "пусть рифмы и немудрящие, зато душа как на ладони". А у Бродского и Пастернака - "одни приёмы да красивости, как стекляшки в калейдоскопе, а за ними что?
– пустота…"