Порочестер или Контрвиртуал
Шрифт:
– Вчера. Времени у меня, слава Богу, было навалом. Куда сложнее обстояли дела с финансами. Инструктор, кряжистый пятидесятилетний кабан с авторитарным характером, усасывал мои деньги, как пылесос; пришлось заметно урезать личный бюджет и подтянуть пояс. В возмещение этого я стал часто ездить в гости к Порочестеру, чей холодильник всегда был под завязку набит всякими вкусностями, - и вообще он жил на широкую ногу. Мы усаживались кто на диван, кто - в кресло, ставили на столик свечи и под неизменный коньячок беседовали о том, о сём - чаще всего о Елене, которая была теперь нашей излюбленной общей темой, прочнейшим связующим звеном. Порочестер жаловался, что в последнее время в их отношениях с аcidophileen что-то изменилось - не в лучшую сторону. То есть вроде бы она по-прежнему хороша к нему, в Златоперье они по-прежнему считаются идеальной парой, но появился в ней какой-то прежде незаметный нюансик, что-то новое, больше внутренней свободы, что ли. Да, именно свободы - он чувствует, что в её душе появился недоступный ему уголок, они уже не две стороны одной медали, не принадлежат друг другу всецело, как раньше.
– А ведь вроде должно быть наоборот, дружище, - беспокоился карлик, - правда же, должно быть наоборот?.. Я кивал или пожимал плечами - почему, собственно, он так считает?.. Я видел, что он жадно ищет в Елене прежнюю аcidophileen - и обижается, что она не хочет вновь ею становиться. Обратно. А ведь аcidophileen, в сущности, никогда и не существовало, она жила только в воображении Порочестера. Но он шёл в своих желаниях ещё дальше. Он хотел, чтобы и живая, реальная Лена, с которой мы теперь виделись довольно
– Может быть, она во мне разочаровалась?..
– сокрушался карлик, раскладывая передо мной веером распечатки их форумных бесед (в нашей троице был всё тот же негласный уговор: при встрече - никакого Интернета!) и тыча пухлым пальцем в наиболее полюбившиеся ему места, для верности обведённые кислотно-жёлтым маркером. Когда он однажды попытался учудить подобное в ресторане, где у златоперьевцев проходил "Свободный микрофон", мне пришлось попросить его убрать папку с бумагами прочь, - а не то люди подумают, что на поэтическую встречу невесть как прокрался представитель сетевого (не в том смысле!) маркетинга, чтобы под шумок завербовать пару-тройку зазевавшихся литераторов. Зато Порочестер и снискал у публики гигантский успех, с отчаяния очень выразительно прочитав со сцены одну из самых горячих и злых своих пародий на какого-то местного мэтра, неопрятно и неоправданно кичащегося экой для нас диковинкой - членством в Союзе Писателей.
– Может быть, она злится? Может быть, ждёт от меня чего-то… ээээ?.. А я всё никак…
– Да Вы поймите, дружище - не она в Вас разочаровалась, а просто Вы теперь видите её совсем другими глазами, более полно, целостно - вот Вам и кажется, что в её виртуальном образе чего-то недостаёт!
– наводил я тень на плетень, и бедный карлик мне верил, ибо желал поверить. А ведь я лукавил: уголочек в Елениной душе действительно был - Порочестеру нельзя было отказать в интуиции. Хозяйничал в этом тихом уголочке ни кто иной, как ваш покорный слуга. Ещё с той первой встречи мы начали переписываться, это была очень доверительная переписка, и, наверное, не было такой вещи, о которой бы мы друг друг другу не рассказали. О Порочестере в том числе. Иногда, соскучившись, я звонил ей. По вечерам за городом, должно быть, особенно грустно и одиноко. Мне нравилось слушать её голос, мягкий и немного шершавый, как абрикосовый сок.
– Как Вы считаете, дружище - пора мне с ней переспать?.. Или, наоборот, не стоит?.. Всё-таки дама уже немолодая, одинокая - вдруг она потребует, чтобы я на ней женился?!.. Как Вы думаете - может быть такое?..
– А Вы сами-то чего хотите, дружище?
– вяло спрашивал я.
– Не знаю… - нервничал Порочестер.
– Вдруг это всё только испортит?.. Я ещё не решил… В общем-то, я его хорошо понимал. Парадокс, но стеснительный и чувственный Порочестер был по своей сути человеком публичным, ярким - эту его суть вскрыл Интернет. Для его темперамента нужен был зритель. А Лена, то есть аcidophileen, была отличной сценической партнёршей. Для златоперьевцев они по-прежнему оставались прочно спаянной парой, чей роман всех умилял до слёз благодаря резкой контрастности образов. Я, человек, понимающий в искусстве, чувствовал это особенно остро - поэтому в их виртуальные, форумные отношения не встревал. Как ни нравилась мне Елена, я куда пуще боялся разбить иллюзию, ибо у них и впрямь был на редкость красивый виртуальный дуэт, - я хорошо понимал, что мы бы с аcidophileen вместе и вполовину так интересно не смотрелись. Они были как Инь и Ян, добро и зло, ангел и чудовище, - меж тем как, попытайся я "отбить" её у Порочестера, очарование бы тут же поблёкло и мы с Еленой превратились бы в двух серых обывателей, какими, собственно, и являлись. Зато - думаю, именно поэтому - наша с нею дружба была гораздо доверительнее и ближе, мы лучше друг друга понимали, да и точек соприкосновения было больше. Со мной ей не было нужды, как с Порочестером, искать поддержки у ищущего сильных ощущений виртуального зрительного зала - мы отлично себя чувствовали и наедине. Увы, - правильнее было бы сказать не "наедине", а всего лишь в личке. Ибо я обнаружил странную вещь. Казалось бы, все эти виртуальные страсти - лишь игра; ан нет, они странным образом накладывали отпечаток и на реальные отношения в нашей троице. Задавали правила поведения. Например, я чувствовал, что почему-то, невзирая на всю нашу взаимную симпатию, не могу ни поехать к Елене в гости один, без Порочестера, ни тайком пригласить её к себе. При одной мысли об этом в голове у меня сразу начинали петь "Весёлые ребята": "Говорят, что некрасиво, Некрасиво, некрасиво…" Порочестер - мог. Но почему-то этим правом не пользовался. Видно, в реальной жизни именно я играл при нём необходимую роль зрительного зала. А я - хотел, да не смел. Не знаю, в чём тут было дело - в этических ли соображениях, в иррациональной боязни нарушить правила игры, предать дружбу, - но это было так. Пока они считались официальной парой в Златоперье, Лена была как бы его - совершенно независимо от реального положения вещей. И я знал, что она тоже это чувствует. При всей нашей нынешней закадычности она ни разу не сделала даже намёка, попытки заманить меня к себе без свидетеля - и, так сказать, нарушить комплектность. Вот почему я с особым рвением налегал на вождение. Чтобы упихнуть побольше занятий в неделю, я даже готов был сократить свой рацион вдвое. В качестве личного шофёра Порочестера моё место в этом альянсе было бы чётко определено, мы бы ездили к ней часто-часто: я знал, что, появись такая возможность, мой друг-эпикуреец больше никогда не попрётся в такую даль пешим ходом. Ну, а пока… пока мне приходилось мириться с установленным не мною порядком. Раз в неделю, по субботам - чаще она не могла себе позволить - Лена приезжала в Москву делать Порочестеру массаж. Я оставался не у дел - прожорливая автошкола напрочь вытеснила из моей жизни все прочие удовольствия. Мне оставалось только пережидать в гостиной или на кухне, смакуя коньячок и вишнёвый дымок сигариллы под бравурный аккомпанемент писклявых стонов и криков Порочестера (который с некоторых пор совершенно меня не стеснялся). Теперь уж я знал их происхождение. Лена была тут не виновата. Точнее, виновата только в нежности своих рук, которая всякий раз вызывала у чувствительного, не привыкшего к искренней ласке Порочестера неконтролируемую и бурную разрядку. (За что, в сущности, и его было бы неправильно винить, ибо сам он этой разрядки вовсе не желал и даже иногда, желая избежать её, перед сеансом принимал транквилизаторы. Но тщетно). С лёгкой, без боли, почти стариковской печалью я в такие минуты размышлял об их странной связи. Я не мог не видеть, что при всей суетливости Порочестера вокруг чувств к нему аcidophileen, сама Елена - как живой человек - в общем-то, ему безразлична. Его отношение к ней складывалось как бы из двух независимых компонентов: оперная, на зрителя, виртуальная страсть - и открывшееся ему чувственное удовольствие от массажа, без которого он теперь прямо жить не мог. Это была очень странная формула: составь эти два компонента вместе - и получалась почти полноценная любовь. Но убери массаж, отними Интернет - и от Порочестеровой аcidophileen оставалась абсолютно ему чужая, не первой молодости и, в общем-то, даже не очень симпатичная ему дама (он ведь тогда, в электричке, был до отвращения честен). Да и как она могла ему нравиться? Они ведь и впрямь были очень, очень, очень разными людьми. При всей моей симпатии к Лене я не мог не видеть, что в ней, в сущности, нет ничего особо примечательного: она была умненькой, весёлой и во многом даже талантливой, но, в сущности, совершенно обыкновенной женщиной без всякого выверта и надрыва. Двадцать лет назад о ней можно было бы сказать: простая советская девчонка. Я тоже, хоть и аристократ, по своей сути был ни чем иным, как простым советским парнем - и ничего другого для себя не искал. Порочестер же - при всём нашем пресловутом "родстве душ" - был совсем особый, не нам чета; сама его внешность накладывала на него печать оригинальности и предопределяла его судьбу. Он обожал роскошь, кич и комфорт.
– Как Вы считаете, дружище, она в меня действительно влюблена?
– беспокоился он, и вот тут уж я не знал, что ему ответить. Даже я, доверенное лицо Елены, не мог точно сказать, что именно привязывает её к Порочестеру - и что она чувствует к нему на самом деле. Когда я как-то раз спросил её об этом напрямую, она ответила со своей фирменной улыбочкой вредной девчонки:
– Не знаааааю… Я боюсь его. А это для женщины гораздо круче. Но ты, наверное, всё равно не поймёшь… И точно - я не понял. Но кто их женщин, разберёт. Только потом, немного поразмыслив, я отдал должное её точности - и понял, что она - и впрямь - не могла не бояться, и что страх её должен был быть сильнее любви и прочих дружеских чувств, и что я поступил с ней безответственно и даже подло. Ведь это именно я выволок её из одной стихии в другую, из виртуальности в реальность, как некоего Ихтиандра, предоставив расхлёбывать последствия самостоятельно - я ведь о ней при этом совсем не думал, заботился только о дорогом друге Порочестере. Ну, и о себе, конечно. Теперь я с ужасом думал, как она справится с тем хаосом, что мы внесли в её честный, размеренный мирок. Но ещё не поздно было искупить вину, как-то помочь ей, и наша с ней дружба - было самое меньшее, что я мог для неё сделать. Я чувствовал, что Елену это успокаивает. Загадочный и экзотичный Порочестер, свалившийся из Интернета, как снег на голову, пугал её - и для равновесия ей надо было держаться за мою руку. Раньше я был уверен, что при надобности смогу разрулить любую ситуацию. Но увы. С некоторых пор я остерегался употреблять в таком контексте даже сам глагол "разруливать". Ибо руление-то мне как раз и не давалось. Новые навыки упорно не хотели встраиваться в заржавленный, песком просыпанный мозг, как я ни старался и как ни орал на меня уставший от моей тупости инструктор. Экзамены в ГАИ неумолимо приближались, а я всё ещё был ни в зуб ногой: не мог тронуться с места без того, чтобы мой тряский одр несколько раз не заглох, зато на поворотах и светофорах тормозил так лихо, что крепкий лоб моего ненавистного ментора, не облечённого заботой ремня безопасности, всякий раз с приятным чпоком впечатывался в столь же непрошибаемое лобовое стекло. Видимо, из-за этих-то незадач я и отвлёкся от главного - и не заметил, как и в какой момент отношения моих друзей пошли на самотёк. Знай я, что из этого выйдет - ни на минуту бы не ослабил контроля! Увы, давно и не мною замечено: все мы задним умом крепки.
7
– Понимаете, дружище, я её слишком уважал!
– распинался Порочестер, с устрашающим скрипом раскачиваясь в антикварном кресле-качалке - и так размахивая руками, что дым вишнёвой сигариллы "Капитан Блэк" периодически попадал ему в глаза, а коньяк то и дело выплёскивался из бокала на волосатые ляжки, мелькавшие меж полами атласного розового халата. Это он объяснял мне своё фантасмагорическое свидание, о котором я уже знал в общих чертах из другого источника - правда, куда более чопорного. Я, лёжа на диване, ногами на высокий валик, слушал, как он разглагольствует, хоть у меня от этих признаний и уши вяли. Но делать было нечего - я ведь и сам приложил ко всему этому руку. Теперь, Герцог Герцогович, терпи.
– Да, уважал! Знаете, как это мешает?.. Я ведь не привык, я раньше дружил с совсем другими девушками. Лёгкими, простыми… А об этой женщине я ДУМАЛ! И Вы знаете, дружище, оказывается - чем больше в голове, тем меньше ТАМ… Да… И я ничего не мог с этим поделать. Хотя бедняжка так старалась, так старалась… Она очень честный, очень добрый человечек… И знаете… знаете что, дружище… (тут он перешёл на зловещий шёпот) - сдаётся мне, эта женщина познала на своём веку такие бездны разврата, о которых я, старый дурак, даже и помыслить не смею… Чего она только со мной не вытворяла, Боже ты мой… Чего не вытворяла!.. Вспомнить страшно. Но всё зря…
– Что, и массаж не помог?
– праздно спросил я, и Порочестер так разволновался, что чуть не выскочил из кресла:
– Да что Вы - какое там!.. Я просто не чувствовал её рук, я вообще ничего не чувствовал! Надо мной всё время висело то, что я что-то должен… должен… Дамоклов меч какой-то… Мы, наверное, часа два с ней кувыркались - и на массажном столе, и на обеденном, и на стульях, и на полу, и в душевой, и в кровати!.. Пока не устали так, что смотреть друг на друга не могли. Но безрезультатно. И вот тогда-то я и попросил её… Перегнувшись ко мне, он прошептал что-то мне в ухо, и я в первый миг подумал, что ослышался - до того оскорбительно было то, что он сказал.
– Как, дружище?.. Вы попросили её…?
– Да, дружище, - скорбно кивнул Порочестер.
– Именно так. Я попросил её выйти в другую комнату, где у неё стоит ноутбук, и оттуда зайти на форум. Мне нужно было увидеть аcidophileen. Иначе я никак не мог понять, почему и зачем я здесь, с этой женщиной… Бедняга всхлипнул. Теперь я слушал его с искренним сочувствием:
– И что же?..
– Она поняла, вышла. Комп у неё в спальне, она включила его, он загудел. А я достал свою КПК-шку, тоже зашёл на сайт и стал ждать. Увидел, что её ник появился в строке "сейчас в сети", и обрадовался как ненормальный. Но она закричала мне через стену, что там нет ни одной подходящей темы, где мы могли бы пообщаться. Я крикнул ей: - Дорогая, открой новую тему, умоляю тебя, открой тему сама!..