Порочная преданность
Шрифт:
— Иди наверх — говорит она, махнув рукой на Беллу. — Я приберусь. Габриэль мне поможет. — Она устремляет на меня взгляд, и я смеюсь.
— Конечно.
Белла кивает, кладет салфетку на стол и встает. Я смотрю ей вслед и думаю, что не головная боль заставила ее рано подняться наверх. Думаю, дело в чем-то другом — в том, как опустилось ее лицо, когда она увидела выражение моего.
Я хочу проследить за ней, заставить ее сказать мне, о чем она думает, но знаю, что это не поможет. Если что, это приведет к взрыву, усилит напряжение между нами, вызовет другие проблемы, которых никто из нас не хочет. Мне требуется весь мой самоконтроль, чтобы
Повесив полотенце на железный крючок у раковины, я беру бокал и открытую бутылку вина, оставшиеся после ужина, и выхожу на палубу. Ночь уже остыла, небо очистилось от облаков и усеялось яркими звездами. Пока я наливаю вино в бокал, опираясь на край палубы и глядя на тихую усадьбу, я думаю только об одном: я хочу, чтобы Белла была здесь, рядом со мной.
Я хочу, чтобы она разделила это со мной. Все это. Все, что у меня есть, всю мою жизнь. Она уже стала такой частью всего этого, что потеря ее будет похожа на операцию. Удаление чего-то жизненно важного. Отчасти поэтому мы постоянно танцуем вокруг этого, потому что, если все рухнет, я и все остальные, кому она дорога и нужна, потеряем ее.
Я не могу оправдать то, что я чувствую к ней, когда это так рискованно.
Я делаю еще один долгий глоток вина, размышляя, не стоило ли мне взять с собой что-нибудь покрепче, когда в кармане зажужжал телефон. Это неудивительно, учитывая разницу во времени и тот факт, что в Нью-Йорке сейчас полдень. Не удивительно и то, что звонит мне Джио.
— Алло? — Я отвечаю на звонок, опустив бокал.
— Габриэль. — Тон голоса Джио заставляет меня мгновенно застыть на месте, а кровь леденеет. Джио был моей единственной защитой в течение долгого времени, когда мне не нужно было больше, чем просто он, и я знаю его так давно, что прекрасно понимаю, что означает тон его голоса.
Затишье закончилось, и вот-вот разразится буря.
— Я послал тебе фотографии, — спокойно говорит он, но его голос такой напряженный и жесткий, что у меня все внутри мгновенно завязывается, и я гадаю, что же на них изображено. — Но прежде чем ты проверишь почту, я подумал, что будет лучше, если ты услышишь это от меня.
— Что услышу? — Я опускаюсь на скамейку у перил, кровь шумит в ушах. Случилось что-то плохое. Что именно, я не знаю, потому что все, кого я должен был оберегать, здесь, со мной. Мой разум мечется, пытаясь представить, каким еще способом Игорь мог нанести удар.
— Особняк — твой дом… — Джио делает глубокий вдох. — Люди Игоря нанесли удар. Он сгорел, Габриэль. Части строения, конечно, остались, но… — Он резко выдыхает. — Все внутри уничтожено.
Это похоже на удар, как будто меня ударили. Я чувствую, как на мгновение теряю сознание, гнев захлестывает меня, перекрывая все остальные возможные эмоции. Я не могу говорить, слышу только собственный пульс и учащенное дыхание, пытаясь осознать то, что только что сказал мне Джио.
— Габриэль?
— Ты уверен, что это был Игорь? — Мой голос звучит пусто. Я не могу представить, кто еще это мог быть. Ни у кого другого нет причин. Но я должен спросить. Я должен быть уверен. Возможность того, что у меня есть другие враги, готовые пойти на такие меры, о которых я не знаю, немыслима, но если это так…
— Я уверен. — Джио делает паузу. — В почтовом ящике было оставлено письмо. Приклеенное скотчем к верхней части внутренней стороны, чтобы его не смог легко взять тот, кто не ищет улик. Я отправил тебе его фотографию. — Он снова колеблется, и я слышу, как он прочищает горло. — Хочешь, чтобы я прилетел, Габриэль? Я могу вылететь через пару часов. Я не уверен, что есть необходимость в том, чтобы я оставался здесь дольше…
— Нет. — Я прервал его. — Мне нужно, чтобы ты провел там разведку. Узнай все, что сможешь, о его передвижениях. Оказывал ли он какие-либо услуги, вступал ли в союзы. Мне нужно больше информации. Мне она нужна сейчас.
— Принято к сведению. — На том конце на мгновение воцаряется тишина, а затем Джио снова заговаривает, в его голосе появляется нотка, которую я распознаю как нервозность. — Мы давно знаем друг друга, Габриэль, и…
— Просто скажи это. — На смену безмерному гневу приходит волна усталости и осознание того, что, когда я повешу трубку, мне придется смотреть на обломки своей жизни в Нью-Йорке.
— Он охотится за Беллой. — Голос Джио ровный и спокойный. Он не заинтересован в том, что происходит с Беллой, и я знаю, что именно это позволяет ему говорить так, говорить то, что, по его мнению, я должен услышать. — Не за тобой. Не за твоей семьей…
— Я не отдам ее ему. — Слова прозвучали резко, с окончательностью, не терпящей возражений.
— Я этого и не говорю. Я говорю, что ты должен найти способ защитить ее, Габриэль, если хочешь, чтобы она была в безопасности. Потому что он придет за кровью, и она будет вся твоя, если только нет какого-то решения, о котором мы еще не подумали.
Это ударяет меня, как удар в живот.
— Просто дай мне знать, что ты выяснил.
— Обязательно.
Телефон с щелчком выключается, и я опускаю его на колени. На экране загораются уведомления об электронной почте, и я несколько долгих мгновений смотрю на них, не желая открывать. Чтобы увидеть, какие разрушения причинил Игорь.
Когда я наконец открываю, и фотографии сгоревшего особняка заполняют мой экран, мне кажется, что кулак протянулся и вырвал сердце из груди. Дом превратился в руины, все, что от него осталось, это выдолбленная, почерневшая кирпичная конструкция с крышей, интерьером и окружающим ландшафтом, превратившимся в пепел.
Вместе со всем, что в нем находилось. Свадебные фотографии. Детские фотографии. Воспоминания о Сесилии, Дэнни и Делайле, некоторые из которых я сохранил на компьютере, а другие ушли навсегда. Фотографии из отпуска, сделанные на одноразовые камеры. Последние остатки ее одежды — кожаная куртка, которую она любила, и свадебное платье, сохраненное в коробке на случай, если Сесилия однажды захочет им воспользоваться. Наши обручальные кольца, также сохраненные для наших детей. Некоторые вещи и игрушки, которые мы хранили с тех пор, как Сесилия и Дэнни были младенцами. Рисунки, которые они приносили домой из школы.
Игорь решил, что недостаточно просто попытаться отнять Беллу у меня. Он решил, что его месть будет заключаться в том, чтобы забрать все.
Ярость, наполняющая меня при просмотре фотографий, всепоглощающая. Она прожигает меня насквозь, уничтожая всякое чувство сдержанности, всякую мысль о том, чтобы поторговаться с Игорем Ласиловым. Он разрушил мой дом, мое прошлое и послал четкий сигнал, для понимания которого мне не нужно смотреть на письмо, найденное Джио.
Если ты захочешь сбежать, я позабочусь о том, чтобы тебе не к чему было возвращаться.