Порочное полнолуние
Шрифт:
— Да как-то невежливо его бросать тут в одиночестве, — сажусь на траву и во все глаза смотрю на Святого Отца, — он так старается. Останемся и поддержим его борьбу.
Братья разочарованно вздыхают, но я не намерена уходить. Вдруг перед самым рассветом Святой Отец даст слабину и обрастёт шерстью, и я не увижу оборотня в сутане. Я не могу пропустить такое зрелище!
Глава 42. Борьба Святого Отца
Сижу, вся такая
— Ты справишься. Ты молодец!
— Замолчи исчадье ада!
— Прости, но в ад я не попаду, — закидываю очередную мышь в пасть. — Так сказал твой коллега.
Нечленораздельно орет, катаясь по земле, прижав кулаки к вискам.
— Милостивая Луна, — Чад выплевывает мертвую мышь на траву и морщит волчий нос. — Он мазохист.
И убегает, прижав уши, в кусты. Не сказать, что я в восторге от воплей Святого Отца, но я думаю, что мое присутствие его вдохновляет на яростную борьбу.
— Давай! Покажи этой зверюге, кто тут главный!
— А ты садистка, — Чад с недовольным ворчанием выглядывает из кустов.
— Почему?
— Потому что от твоей поддержки ему еще хуже.
— Правда? — навострив уши, обращаюсь к хрипящему Святому Отцу. — Мне уйти?
— Нееее-ее-е-ееет! — воет он в траву.
— Точно мазохист, — фыркает Чад и исчезает с шуршанием в кустах.
— Давай, Падре! Рассвет скоро!
Через полчаса ко мне подбегает Эдвин с зайцем, которого я безжалостно съедаю. Где-то на задворках разума трепещет человеческая брезгливость, но я жутко голодная, а сырая плоть очень сладкая, сочная, и даже шерстку приятно рвать клыками и жадно проглатывать.
— Может, перекусишь? — протягиваю окровавленную лапку. — Нет?
Опять орет, будто ему ноги ломают. Пожимаю плечами и похрустываю заячьими суставчиками. Я бы на месте человека пожалела его, но в шкуре оборотня я уважаю его решение противостоять Луне. Я вот не смогла.
— Дай поцелую, — Эдвин тянется ко мне мордой и касается теплым языком носа.
— А чего ты такой ласковый? — мягко стискиваю его бархатные уши под рев Святого Отца и вглядываюсь в влюбленные желтые глаза.
— Я всегда такой, — он смущенно облизывается и шепчет. — Давай домой, а? Нам бы отпраздновать твое второе рождение.
— И как же мы его отпразднуем?
Волки же не краснеют, но ушки у Эдвина с внутренней стороны розовеют, и я щурюсь:
— Ах ты, пушистый развратник, — сгребаю его в охапку и прижимаю к груди, как огромную ляльку. — Только об одном и думаешь.
— Ну, ты такая красивая.
Святой Отец как-то подозрительно затихает, но я слышу биение его сердца.
— Эй! — рявкаю я. — Чего ты там замолчал?
— Я устал кричать, — обессиленно хрипит
— А вот нет! — из ночных теней выпрыгивает Крис и наскакивает передними лапами на его спину. — Ты мужик или как? Борись!
Святой Отец вскрикивает, когда Крис перебирает лапами по лопаткам.
— Оставь меня, окаянный!
Но Крис с азартом всхрапывает и яростно облизывает бледное лицо, которое искажено гримасой боли.
— Да только волчьих слюней ему не хватало для полного счастья, — с сомнением отзывается Эдвин в моих объятиях.
— Ему же важна поддержка!
— Хватит! — Святой Отец отпихивает от себя Криса, вскакивает на ноги и торопливо семенит прочь, сгорбившись и жалобно покряхтывая. — Ироды!
— Нам тебя преследовать? — на всякий случай уточняю я. — Ну, знаешь, чтобы усилить эффект твоего противостояния.
Святой Отец оглядывается и кивает.
— Да ладно! — охает Эдвин.
— Так, пупсик, — спускаю его на землю и решительно рву на мохнатой груди платье, — мы просто обязаны помочь Святому Отцу стать сильнее. Мы же друзья!
Опускаюсь на четыре лапы, перетряхиваюсь и в наигранно злобном оскале рычу:
— Беги, Падре!
— Полли, — вздыхает Крис. — Мы планировали эту ночь с тобой провести!
Святой Отец вздрагивает и прихрамывая ковыляет прочь в густые ночные тени, а я следую трусцой за ним, жутко и злобно порыкивая.
— Это опасно, Полли, — со мной равняется Эдвин, — в тебе взыграет охотничий инстинкт и ты его сожрешь!
А я уже в принципе не против вцепиться зубами в задницу Святого Отца. Или в левую руку, которая очень аппетитно помахивает и шевелит пальцами.
— Это теперь и ее борьба, — едва слышно стенает Святой Отец. — Вот и выясним, кто она. Убийца или нет.
— Полли, — шипит с другой стороны Крис. — Он тебя провоцирует.
Гадаю, какие у Святого Отца уши на вкус. Наверное, очень приятно похрустывают хрящиками.
— Все! — из-за сосны вылетает мохнатый безобразный Чад, хватает меня на лапы и рявкает. — Поиграли и довольно! Если с этими двумя твои женские фокусы сработали, то со мной — нет!
— Пусти меня! — тянусь когтистыми лапами к Святому Отцу. — Он ведь сам хочет, чтобы я его съела!
Чад перекидывает меня через плечо, и Падре разворачивается на пятках и угрюмо рявкает:
— Пусти ее.
Глаза в темноте вспыхивают желтым огнем, и я, извернувшись в лапах Чада голой девицей, выскальзываю из его захвата. Нагая делаю шаг к Святому Отцу, который испуганно взвизгивает, отворачивается, спрятав лицо в руках. Страх перед женщинами и смущение давят в нем зверя, ведь он дал обет безбрачия. Я не для того потратила несколько часов на его вопли и крики, чтобы он тут взял и обратился.
— Уведите ее! Немедленно!
— Да я сама уйду, — дефилирую мимо напряженных и молчаливых братьев.