Порочный круг
Шрифт:
Издательство: Сашко, 1995 г.
Мягкая обложка, 448 стр.
ISBN 5-85597-004-3
Д.В.Сошкин
Порочный круг
От издателя
Что такое душа? Что такое смерть? Что такое жизнь?
Интерпретируя Библию, автор заставляет искусственно созданных людей, живущих без сожалений о прошлом и страха перед будущим, пройти через прозрение к переосмыслению своего места в жизни.
Есть здесь и страницы,
В то же время присутствуют все признаки приключенческого военного романа в лучших традициях этого жанра. Книга, как это не покажется на первый взгляд странным, адресована в первую очередь, подросткам.
От имени МКЛФ
Птухин Е.Н.
ЧАСТЬ I
С КОЛЫБЕЛИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Из глубин поседевшей вселенной слух дошел, будто души нетленны. Будто там, возле самого края, им златые врата открывают... Только я не мечтаю о рае, что случается там — я не знаю. Каждый раз, воскрешаясь из небытия, вопрошаю: здесь я или вовсе не я?
Я хочу раствориться, уйти в пустоту. С черным космосом слиться, чтобы начистоту, чтобы точно узнать и прозреть, наконец, существует ли некий могучий творец? Что ж он смотрит: мы в битвах безумных горим, опьяненные мнимым бессмертьем своим! Как он мог нам позволить стереть смерти грань! Мы ведь больше не станем платить эту дань!
А, быть может, бессмертие — все же обман: каждый раз наши души оставлены там. И другой человек посетит этот мир, только он имярек — он по правде не жил. Так скажите, кто я: из людей иль фантом? И оставлено что в измерении том, где рыдает душа убиенна моя. Объясните, молю, и... Простите меня.
ОТ АВТОРА
Гуманизм и жестокость — это как наружная и внутренняя плоскость кольца Мебиуса. Стремясь к абсолютному гуманизму, человечество неожиданно для самого себя восходит на хребет неслыханного по своей жестокости витка истории, который неизбежно родит новую эпоху возрождения. Мы стремимся вырваться из этого круга, но нет ничего более бессмысленного и страшного, чем человечество, лишенное ощущения вечной борьбы добра со злом, борьбы жизни и смерти...
Всем, кто смеется над словом "смерть", посвящается.
Пока меня еще не поймали,
Пока за мной еще не пришли,
Прошу вас, ответьте: а вы не мечтали
Умчаться в пространство от грешной земли?
Потом расскажу я всю правду врачам,
Большим знатокам душевных болезней,
Что часто на звезды смотрю по ночам
И верю, что нету занятья полезней.
Прошу вас, поймите, что это неправда:
Что я сумасшедший и нервнобольной,
Мне просто, поверьте, действительно надо
Порою о жизни шептаться с Луной.
Нормальные люди уткнулись в заботы
И не поднимают глаза от земли,
А я, как блаженный, нашел в небе что-то,
Бреду, спотыкаясь, о кочки и пни.
Меня изолируют в белые стены
И будут старательно, долго лечить:
Ведь я артефакт социальной системы,
Могу я плохому детей научить.
"Вспомни,
Псалтырь. Псалом 88:48 — 49
Сегодня я решил предаться своему любимому занятию — рыбной ловле. Часов в шесть вечера я пошел набирать червяков. Для людей неопытных это занятие представляло собой сущую муку. Вот уже четвертые сутки над южной Белоруссией не выпадало ни капли дождя, и песчаная земля сосняков высохла. Бесполезно перелопачивать ее, охотясь за наживкой для рыб. Все червяки нашли для себя прибежище под корой упавших деревьев. Именно там, в трухе, оставляемой неутомимыми разрушителями древесины — лубоедами и личинками златок, накопившей утреннюю росу и не высыхающей весь день, и надо искать спасающиеся от зноя клубки этих желанных для рыболовов существ. Набив ими специальный пенал, я поставил терморегулятор и распылитель влаги на такой режим, чтобы мои червячки были бодрыми целый долгий, теплый июньский вечер.
Полесский поселок Туров я выбрал для своих отпусков лет сорок назад. Во-первых, тут находился пансионат, в котором, среди выздоравливающих, можно было набрать экипаж. Но самое главное — меня покорила печальная красота этих мест и обилие рыбы, плескающейся в широких разливах Припяти.
Пролетев метров семьсот над молодым лесом, я опустил авиетку на заранее расчищенную площадку среди болотистого прибрежного ивняка. Убедившись, что машина прочно стоит на корнях и ветках, подмяв их под себя, я спрыгнул в воду и побрел на сухой островок, найденный мною вчера, и на который еще не ступала нога рыбака в этом сезоне. Он порос осокой, зацветающей черными султанами, и был не более пяти метров в поперечнике. Закатное солнце светило сквозь паутину ольшаника, росшего на другом берегу реки. Почувствовав вечернюю прохладу, из влажной глубины зарослей кустарника потянулись на промысел стаи кровопийц всех мастей. Не дожидаясь, когда они набросятся на меня, я положил по периметру генераторы. Эти приборчики индуцировали электромагнитное поле, влетая в которое комары, так как у них склеивались крылышки, теряли способность к полету и падали в воду, привлекая целые косяки уклеек.
Клев был приличный. За полчаса мне удалось выудить три жирные красноперки, граммов по семьдесят каждая, и бешено бившегося в садке подлещика. Кроме того, я поймал еще пяток уклеек, которые хватали наживку, как только она касалась воды, и чаще всего срывались.
Тут сзади меня хрустнула ветка, и раздалось легкое плескание воды. Я подумал, что это водяная полевка, которые, впрочем, как и ужи, в изобилии населяли затопляемые территории. Все-таки мне было как-то тревожно, и я оглянулся. Метрах в десяти от островка, среди ивняка, на относительно толстом стелящемся стволе стоял мальчик лет двенадцати. Заметив, что я увидел его, ребенок замер.
— Давай, двигайся сюда, а то упадешь. — Я махнул рукой.
Мальчик подумал, и стал пробираться ко мне. Когда он прыгнул в осоку, я спросил:
— Что это ты сюда забрался, на ночь глядя?
Он проигнорировал вопрос. Я поинтересовался еще:
— Ты тут один или с родителями?
— Не беспокойся: у меня все нормально.
Я решил, что паренек достаточно взрослый, чтобы самому разобраться в своих проблемах, и не стал дальше мучить его расспросами.
Мальчик с интересом смотрел на удочку. Я пригласил его сесть рядом: