Порочный круг
Шрифт:
Можете себе представить, какую бурю негодований вызвало это предложение: "Как?! Посылать детей на смерть?! Эго противоречит всем моральным нормам нашей высокоразвитой цивилизации!" Но Мауер возражал, что, благодаря матрицам сознания, мы можем в любой момент воскресить погибшего ребенка. Значит, в целом, он будет воспринимать войну как игру, где убивают только на время, понарошку. "Но мы же пестуем настоящих убийц!" — вопили другие оппоненты. Однако доктор отвергал и этот довод: поскольку эти создания будут вести борьбу с киберами, то есть с существами, абсолютно не ассоциирующимися с природными организмами, агрессивность по отношению к биологическим формам жизни маловероятна. Кроме того, никто
Я отношусь к одному из первых поколений, и был рожден в июле 2923 года, поэтому, можно сказать, являюсь свидетелем возникновения и становления этой новой прослойки общества. Сейчас, сидя рядом с Жаном и жаря рыбу, я заново переживал все эти события, вспоминая свою долгую жизнь. Физиологически мне девятнадцать, но на самом деле я прожил шестьдесят четыре года, не считая того, что меня два раза убивало и на воскрешение уходило по три года. Поэтому я вправе подвести некоторые итоги. Судя по функциональному состоянию моего организма, я только-только должен входить во взрослую жизнь, но меня тяготит груз пережитого, заставляя чувствовать себя в моральном плане чуть ли не стариком. Этот парадокс мучил меня в последнее время и вот теперь, глядя на завернувшегося в одеяло мальчишку, я пытался представить, что же ждет его лет через тридцать?
От сих печальных раздумий меня пробудил долгий и тяжелый вздох Жана. Он голодными глазами смотрел на жарившуюся рыбу и украдкой сглатывал слюну. Я чуть заметно улыбнулся и, как только был готов первый кусочек сазана, положил его на пластиковую тарелку и протянул мальчику:
— Бери, это твой первый трофей.
Он взглянул на меня, кивнул головой, схватил кушанье и принялся уничтожать белое сочное мясо. Я же предпочитал хрустеть напоминающими сухарики мелкими уклейками, которые отправлял в рот целиком, запивая фантой. Через десять минут Жан заметно снизил темп поглощения пищи. Его настроение поднялось, и паренек постепенно забывал о своем испуге. Он даже позволил мне слегка постучать по спине, когда поперхнулся. Наконец, Жан протяжно охнул — вероятно, он был уже не в состоянии набивать себе дальше желудок. Я снял уже сухую одежду, подошел к нему и потрепал макушку:
— Давай, одевайся.
Жан медленно и отдуваясь, натянул ее на себя, затем опять закутался в одеяло, расположился у очага и минут через пять засопел, поджав к животу колени и подсунув ладони под голову. Я, тем временем, убирал все свои принадлежности в авиетку, пригнав ее на поверхность воды напротив островка. Когда я засовывал в багажник последнюю вещь, около меня быстро снизился неизвестно откуда взявшийся катер. Из него вылез кибер-скаут. Игнорируя мое присутствие, он обошел спящего мальчишку со сканером, утвердительно кивнул головой сам себе, нагнулся, заглянул в лицо Жану и повернулся ко мне. Я знал, что киберы имеют довольно громкий голос, поэтому опередил его:
— Только тише. Не разбуди его.
Он на секунду замер и заговорил шепотом:
— Извините, мистер, но этот ребенок должен пойти со мной.
—
— Он не явился на сборный пункт, где формируется команда эсминца № 673. Мне приказано найти его и доставить.
— Интересно, вы обращаетесь с ним так, будто он скотина, отбившаяся от стада. А если мальчишка не хочет быть в экипаже этого корабля? Согласись, ведь это, несомненно, является единственной причиной его побега.
Кибер направил свои окуляры на меня:
— Может быть, вы и правы, мистер, но я должен выполнить приказ. В остальном — пусть разбираются люди.
Робот повернулся и сделал шаг в сторону Жана.
— Одну минутку, подожди, — сказал я ему вдогонку.
Кибер остановился и снова обернулся ко мне:
— Да, мистер?
— Этот парень останется здесь, потому что он является членом экипажа моего линкора.
Я спроецировал в воздухе изображение моего удостоверения. Робот, изучив картинку, возразил:
— А мой приказ? К тому же этот мальчик уже приписан к команде другого корабля.
— У меня приоритет в комплектовании экипажа, — я махнул рукой. — А все остальное ты можешь утрясти сейчас же, связавшись с командованием.
Кибер не двигался где-то полминуты — разговаривал с центром. Затем он ожил:
— Пусть будет по-вашему, мистер.
— У меня еще одна просьба.
— Слушаю, мистер.
Я показал на Жана:
— Ты можешь перенести его в авиетку так, чтобы он не проснулся?
— Да. Но зачем вам это?
— Ты все равно не поймешь. Перенеси его.
Кибер выполнил приказ и бережно отнес Жана на заранее раздвинутое мною сидение. Мальчик зашевелился, но не проснулся. Робот быстро смылся. Я осторожно залез в свою авиетку, поднял ее и направил над соснами, шумящими под ночным, звездным и безлунным небом, к дому.
* * *
Птичий щебет наполнял летнее утро. В столь ранний час хорошо посидеть на подоконнике, разглядывая просыпающийся мир. Прямо под моим окном (я тогда жил на первом этаже) в глубь леса уходила дорожка, взбитая в пыль ногами многочисленных прохожих. Сегодня никто еще не выходил за территорию, и проселок оккупировали воробьи. Они барахтались в уже нагретых солнцем ямках, растопырив перья и смешно загребая крыльями, словно пловцы кролем.
Сзади меня, в глубине комнаты, громко щелкнул пищевой автомат, сигнализируя, что завтрак готов. Я спрыгнул со своего насеста и направился к столу, случайно зацепив неловким движением табуретку, которая с приглушенным стуком упала на пол. Прошипев, я восстановил порядок и взглянул на еще спавшего Жана. Сон мальчика был тревожным — одеяло почти что сползло с кровати. На мою возню он отреагировал, дернув ногой, окончательно сбросив его. В ярком солнечном свете я заметил, что конечности Жана, кроме правой руки, были двухцветными. Повыше коленей и левого локтя начиналась более светлая, еще не загоревшая кожа. Это в какой-то мере пролило свет на особенности поведения моего гостя — паренек страдал раневым синдромом. Я подсел к мальчику и похлопал его по голой спинке:
— Давай-ка вставай. Хватит спать. Уже семь часов.
Реакция на мое прикосновение была бурной. Жан с силой оттолкнулся руками от матраса, резко подался назад, слегка стукнувшись при этом плечом об стенку, неестественно подогнул ноги и уселся на постели, хлопая широко раскрытыми глазами. Я покачал головой:
— Ну, дорогой мой, нервишки у тебя, однако, никуда не годятся.
Пока я хлопотал над завтраком, мальчик поднял с пола одеяло и накрылся им. По выражению лица было видно, что он вспоминает события, произошедшие с ним вчера. Глаза Жана постепенно наливались слезами. Я нагнулся к нему и провел ладонью по щеке мальчика: