Порочный круг
Шрифт:
Я покачал головой и направился в сторону нашего приюта. Канонерщик поплелся за мной.
— Слушай, Фобос, — тихо сказал он немного погодя.— Иногда я охвачен дикой злобой на этот мир и уже не могу остановиться...
— Ты исключение... Сколько я перевидал ребят, но такого характера, как твой, не встречал, поэтому я и люблю тебя, паршивца.
Скорпион с досадой цокнул языком:
— Все это из-за крови, которая запачкала нас обоих.
— Забудь...
Я остановился. Город закончился. Среди невысоких, поросших земным саксаулом барханов была еле заметна тропинка,
— Те люди сами искали смерти, — я обнял канонерщика за плечи, — и тут уж ничего не поделать. Забудь. Это тебе только приснилось.
Он стряхнул мои руки и поежился, хотя не мог чувствовать холода в заботливом нутре скафандра:
— Черта с два... Я спать хочу. Пошли быстрее.
Поднявшись на свой этаж, я услышал осторожную возню в конце коридора. Было такое впечатление, будто кто-то пытается подобрать отмычку к замку. Осторожно приблизившись к месту шума, я увидел согнувшегося у двери человека в громадном черном халате... Постойте... Да это же ряса! Меня охватило крайнее удивление. «Священник? Здесь? Да что ему тут делать?» Он, тем временем, мельком взглянул на меня и опять принялся шуровать ключом в замочной скважине:
— Вот окаянная! Не хочет открываться, понимаете ли!
Я улыбнулся:
— Разрешите?
Священник оценивающе оглядел меня:
— Вы солдат?
— Офицер.
— Ну, тогда попробуйте.
Я поковырялся в замке и вытащил из его отверстия кусочек пластика:
— Вот это вам и мешало.
Затем вставил ключ, и дверь широко раскрылась. Я показал рукой:
— Прошу вас.
— Премного благодарен. Не зайдете ли?
Я переступил порог. Комната как комната, лишь в углу распятье и образок.
— Вы православный священник?
— Да, сын мой...
— С чего это вы взяли, что я ваш сын?
— Ну не стоит обижаться. Все мы дети божьи.
Мои уста вновь сомкнулись в иронической ухмылке:
— Скорее всего, мы, я имею в виду экспедиционников, дети, дьявола.
Он поспешно перекрестился.
— Не говорите так! — И взяв меня за руку, усадил на кушетку напротив себя:
— Давайте попьем чайку.
Я не возражал.
— Вы ошибаетесь, молодой человек, — продолжил он, наливая мне в чашку, — я же вижу: в душе вашей смятение и страх перед будущим, перед смертью плоти...
— Отнюдь. Мы бессмертны...
— Ах, да... но не до бесконечности же! Мне трудно понять, как все это происходит, но это обман... Вам тяжело говорить на эту тему?
Я молчал, ибо, что мне надо было ответить? Лучше уж я бы не заходил к этому старику. Сейчас потекут наставления «на путь истинный». А что он видел в своей жизни, кроме затхлой кельи? Хорошо бороться со злом теоретически, а грязную работу по его непосредственному уничтожению всегда оставляют грешникам вроде нас. И бессмысленно терзать нашу и без того сдвинутую психику богословскими поучениями — не для нас это. Не верим мы этому...
Священник открыл книгу:
— Вот, послушайте:
«Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи господином неба и земли, не в рукотворных храмах живет. И не требует служения рук человеческих, как бы имеющих в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все; от одной крови он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога! Не ощутят ли его, не найдут ли, хотя Он и не далеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем, как некоторые из ваших стихотворцев говорили: «мы его род». Итак, мы, будучи родом Божьим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого...»
Война всегда грех... Вы читали Библию?
— Нет, не довелось... Но представляю в общих чертах, о чем там идет речь.
— Печально... Вы слышали историю о Каине и Авеле?
— Один из двух братьев прихлопнул другого? Припоминаю... Забавно.
— Все мы творения божьи, а значит, братья. У вас поднимется рука на брата?
Наша беседа слишком затянулась. Я заерзал на кушетке, все больше понимая бестолковость положения: «Подумаешь, помог открыть дверь...» А вслух сказал:
— Вы попробуйте поговорить на эту тему с киберами. Может, и заставите их покаяться.
— Не стоит смеяться над словом божьим. Это греховно...
Резко выпрямившись, я приблизился к его лицу. Наши взгляды встретились, и я заметил интонации страха, промелькнувшие в глазах священника.
— Кстати, раз уж мы завели речь об Авеле и Каине...— сказал я, — вы слышали о таком поэте, Сергей Онежский?
Он, очевидно, думал о другом и не разобрал смысл моего вопроса:
— Что, простите?
Я не стал повторяться, а начал монотонно читать строфы:
— Увы, мне Авелем не стать. Моя вина, а не чужая. Но, коль ступил на землю тать, то я его уничтожаю. Таков уж мир, и я таков. То не убийство, а отмщение. Из омута иных веков, дай бог, придет ко мне прощенье.
Не думал и не ведал я, что кровь врага бывает сладкой. И мрачный клекот воронья я слушал музыкой украдкой. Он мне не брат и не родня, и облик, человеку чуждый. За что вы прокляли меня? Я сделан так, как было нужно!
Я знаю: грех и грешен я. «Ты Каин!» Не ропщите более! Не я, он сам убил себя! Моей рукой, моею волей. А вы, вы жаждали того, а нынче каетесь притворно. Посмертно обелив его и прокляв все, что непокорно.
Да! Пусть мне Авелем не быть, но коли в этом преступленье, чем жертвою невинной слыть, не лучше ль выиграть сраженье?
Читал я это, не поднимая головы, задумчиво глядя на чаинки, оставшиеся на дне моей пустой чашки:
— Но, может, вы и правы, но... Извините, не верю я в его царство. Слишком много зла вокруг, чтобы он был. Не чувствовал я его руки, не было у меня откровения.
— Всему свое время. Думайте о боге — и он придет к вам.
Поднявшись и поблагодарив священника, я направил стопы свои к выходу, но на пороге обернулся:
— Как зовут вас, отче?
— Игумен Петр, сын мой. Найдешь меня на Весте. Я чувствую, мы встретимся с вами еще не раз.