Порог между мирами (сборник)
Шрифт:
— Я звонил в несколько мест, — сказал Хэдли, усевшись на край стола. — Сейчас можно за смешные деньги купить комплект колониста. Производители близки к банкротству, поскольку пока никто не эмигрирует. Они будут рады избавиться хотя бы от одного комплекта, за любую цену. Так что мы задешево приобретем сельскохозяйственное оборудование, стройматериалы, основные инструменты…
— Хватит! — буркнул Петель. — Я знаю, что входит в комплект колониста, и согласен, что он полностью удовлетворит ваши потребности. По крайней мере, это может вас не волновать.
—
— Да, но это всегда так, — пробормотал Петель, беря лист бумаги и ручку. — Ты в самом деле любишь эту девушку?
— Клянусь честью моей матери, — сказал Хэдли.
Петель поморщился и начал писать.
— Я тебе никогда этого не забуду, — пообещал Хэдли. — Мне очень жаль, что я вынужден оставить тебя без продавца… но у нас нет выхода. Спарки на меня рассчитывает. Джордж–Уолт — ну, знаешь, двое мутантов, владельцы спутника — закрыли «Золотые врата», — пояснил он.
Петель перестал писать и поднял голову.
— Шутишь? — Он угрюмо посмотрел на Хэдли. — Интересно, что это значит? И что было у них на уме?
— Кого это волнует? — бросил Хэдли. — Я отсюда сматываюсь.
— А я — нет, — медленно ответил Петель, после чего продолжил писать, преисполненный мрачных предчувствий.
Когда Леон Тэрпин, глава «Земных разработок», услышал о синантропах, он схватился за голову.
«О каких новых промышленных технологиях может идти речь? У этих первобытных людей нет ничего с технологической точки зрения. Одни каменные топоры, — разочарованно размышлял Тэрпин. — Значит, вот что там такое, вот что выскочило из того дурацкого планера. Подумать только, мы потратили семь миллионов долларов на спутник». Оставались еще, конечно, недра. Судя по отчету Дона Стэнли, синантропы не занимались добычей полезных ископаемых, так что все, что находилось под землей, было нетронутым.
Но Тэрпину хотелось большего. У этих обезьян явно имеется что–то еще. Мысли его вернулись к «Пчелиной матке». «Ведь им все–таки удалось ее сбить, — подумал он, — и мы до сих пор не понимаем, как это у них получилось».
Сидевший напротив Дон Стэнли беспокойно пошевелился.
— Если хотите увидеться с тем синантропом, которого мы привезли, — Биллом Смитом, как его называет машина–переводчик…
— Если мне захочется увидеть синантропа, я загляну в Британскую энциклопедию. Именно там они должны находиться, Стэнли, а не разгуливать по Земле, словно она их собственность. Впрочем, с этим ничего уже не поделаешь. — Он взял лежавшее на столе письмо. — Вот молодая пара, Арт и Рэчел Чаффи. Они собираются эмигрировать. Первые смельчаки. Почему бы и нет? Позвони им, пусть приезжают. Отправим их на ту сторону.
Он подвинул письмо к Стэнли.
— Я должен им объяснить, какому риску они подвергаются?
Тэрпин пожал плечами.
— Это не наша проблема. Пусть станут первопроходцами. От колонистов ждут смелости и твердости духа. Такими чертами отличались первые поселенцы в двадцатом веке, когда мы впервые начали высаживаться на других планетах. То, что предлагается им сейчас, ничем не хуже, а в некотором смысле даже лучше.
— Вы правы, мистер Тэрпин.
Стэнли сложил письмо и спрятал в карман. На столе зазвонил интерком.
— Мистер Тэрпин, пришел чиновник из Департамента общественного благосостояния, некто Томас Розенфельд, уполномоченный департамента.
«Человек из правительства, — подумал Тэрпин. — Крупная шишка. Один из тех, кто творит политику».
— Пусть войдет, — сказал он в микрофон и повернулся к Стэнли: — Догадываешься, о чем пойдет речь?
— О гибах, — сказал Стэнли.
— Сказать ему или нет? Никак не могу решить, — пробормотал Тэрпин.
Известие о синантропах вскоре должно было стать достоянием гласности, такое невозможно долго держать в тайне. Но пока об открытии нового мира знали немногие. Исследовательская группа только вернулась, а пресса еще не успела раструбить о результатах. Скорее всего, Розенфельд ничего не знает, и с ним можно вести себя соответствующим образом.
В кабинет, улыбаясь, вошел высокий рыжеволосый хорошо одетый человек.
— Мистер Тэрпин? Очень приятно. Президент Шварц попросил, чтобы я заглянул к вам побеседовать. Это подлинный Рамон Кадис на стене позади вас? — Розенфельд подошел ближе, разглядывая картину. — Белое на белом, лучший период его творчества.
— Я бы подарил вам эту картину, но мне самому она досталась в качестве подарка, — сказал Тэрпин. — Надеюсь, вы меня поймете.
Старик откровенно лгал, но какой смысл просто ради соблюдения правил этикета отдавать кому–то ценный шедевр? Никакого смысла.
— Как там ваш дефектный скатлер? — спросил Розенфельд. — Неисправность все еще не устранили? Нас это очень интересует. Мы внимательно следили за происходящим еще до выступления Джима Брискина… Президент Шварц удивительно быстро, даже для него, сообщил, какие выгоды можно извлечь из этого открытия. Не думаю, что кто–либо в состоянии принимать столь действенные решения, как он.
Слова Розенфельда прозвучали несколько странно, если учесть, что Шварц никоим образом не мог знать об открытии до выступления Брискина. Однако Тэрпин не возражал. «Политика есть политика», — подумал он.
— Сколько усыпленных лежат в правительственных хранилищах, мистер Розенфельд? — вдруг спросил Дон Стэнли.
— Извольте, — сухо сказал Розенфельд, — обычно приводится цифра в семьдесят миллионов. Хотя на самом деле их около ста миллионов.
На лице уполномоченного появилась странная улыбка, больше похожая на гримасу.