Порок. Часть 2
Шрифт:
Караульный молча закрыл смотровое окошко и завозился ключом в замке, зычно подзывая с той стороны к себе двух по смене напарников.
Было плевать на все. Я, так или, иначе, отброшу здесь кони.
Не знаю, заведено тут так, или прессовщики действовали по указке администрации, чтоб давить, уничтожать арестантов. Конвой искал формальный повод, чтоб пресануть, унизить, поиздеваться. Вот, и я в данный момент сам им в руки вложил нужные карты.
– Встааааал! – скомандовал надо мной надзиратель.
– Я не моооогу. Не могу, понимаете? Я рук и ног уже не чувствую, – колотился в ознобе и зуб на зуб не попадал.
– Ты не расслышал? – с безразличием в глазах, мерзко усмехнулся проклятый стражник.
– Я не встану. Правда, не смогу. Правда! – со слезами в глазах. – Ну, убейте меня! Но, я правда не смогу! – ревел и кричал на сколько мог, но во взгляде напротив одно призрение и насмешка.
– Да, ну? Не притворяешься? Правду, говоришь? А знаешь, такое выражение…? – скалится он и медленно опускается на корты, звякая массивной связкой ключей. – Пойдешь за правдой, сотрешься до жопы, – расхохотался, выпучив глаза и, истеричным дурным голосом, дал своим коллегам распоряжение. – Вынести это говно в одиночку. Дело наживное… – обратился ко мне. – Ты уже совсем скоро к нам привыкнешь, – на последнем сплюнул на пол рядом с моей головой и, тут же поспешно удалился в коридор.
Меня резко подхватили за руки и, реально как мешок с говном и мясом вынесли из камеры и грубо поволокли по полу. А затащив в одиночку – наконец, в застекленную и с койкой – решили и вовсе избавить от одежды.
– Неееет! Что, вы делаете? Не наааадо! Не надо, я прооошу вас! Отдайте мои шмотки! Сукииии, че за беспредел происходит? Верните мне мою одежду! Я сказал вернииите! ААААА, нееееет!
– Не рыпайся, мразь! – один из двух охранников ударил дубинкой меня по и так уже проломленной башке и снял трусы.
На время отключился, а когда пришел в себя, то оказался один и абсолютно голый. Так продолжалось неделю. Барахло, мне так и не вернули. Избивали каждый день, залетая в одиночную камеру три раза, как по расписанию. Свет ночью не вырубался, а из еды давали только сало и селедку. Горячее спецом проливали или, показательно высыпали на пол, а воду буквально пару глотков предоставляли через день. Это были пытки. Меня ломали. Находился без воды, еды, изуродованный и голый. Из-за селедки и сала, живот адски скручивал и, отекал язык, распухнув во весь рот. Дышать было нечем. Да и не хотелось дышать… Не желал каждый день открывать глаза.
К концу недели, вечером ко мне зашел врач – противная и раздражающая с брезгливым взглядом страшная тетка лет пятидесяти – проведя осмотр, добротно бахнула зеленки на голову и, обмотав неаккуратно в два слоя бинтом башку, испарилась, даже не удосужившись справиться о самочувствие и вытереть с меня кровь. Мне вернули тюремную робу, но перед этим загнали в холодную баню, где в ведрах была ледяная вода.
Мол, хочешь, мойся – хочешь, зарастай мхом. Нас не ебет. Ебем мы.
После бани, принесли горячий чай и похлебку с двумя кусками белого хлеба. Выпил, все сожрал, вылизал до чиста, совсем не успев разобрать вкус еды.
Ни смотря ни на что, этот вечер показался мне самым счастливым и, я даже ненароком решил, что все закончилось.
Приемка подошла к концу.
Но, не тут-то было…
Уже на следующее утро, совершенно ясно понял, на что был расчет, когда ни свет, ни заря, вертухай заковав меня в обручи, повел в кабинет начальника тюрьмы.
Разве, закончилось? Нееет, Макс, все только началось. Трубить тебе шесть лет, от звонка до звонка. А тем временем лютая ненависть к Туману и Барину прожигала в недрах нутро.
Глава 13
Прежде, чем зайти в кабинет к Куму*(начальнику тюрьмы), конвоир, который меня сопровождал, резко с моей башни стянул повязку и, поспешно выхватив у рядом стоящего напарника папку с моим личным делом, отчетливо и грубо отдал приказ:
– Вперееед!
Миновав длинную очередь возмущенных зэков, без стука переступили порог, так как дверь была нараспашку.
– Товарищ начальник?! По вашему распоряжению привел Котова Максима Александровича. Статья сто пятая. Приговорен к шести годам.
– Заводи.
Отстраненно ответил светловолосый с короткой стрижкой, с усами и с густыми сросшимися на переносице бровями мужик, которому на вид было лет пятьдесят. Он, не поднимая на нас головы, сидел при параде в кителе за рабочим столом. А на погонах с двумя красными полосами отсвечивали три звезды в виде треугольника.
Полковник.
Надсмотрщик насильно усадил меня за стол и тихо удалился к выходу, но кабинет так и не покинул, оставшись стоять в дверях.
– Нуу, что, Котов… откуда ты приехал к нам? – Кум, направил рентгеновский взгляд синих неприятных глаз на меня.
– Казань.
– И, как тебе у нас сидится? – по-видимому, стебется, потому как он лицезрел мою потрепанную внешку с боевым расскрасом на роже.
– Не понял еще, – уклончиво ушел от ответа, тяжело сглотнув.
– Ну, значит, поймешь, – скользко усмехнулся и вальяжно откинулся в кресле, не разрывая наш с ним взгляд. – Тюремная жизнь сложная штука, – вещал мастерски. – Пройдет не один месяц, когда ты начнешь хорошо в ней разбираться. А времени, я, как погляжу, у тебя будет достаточно. Успеется. А пока, – не стал тянуть и сразу перешел к тому, для чего меня вызвал в свой кабинет. – Предлагаю тебе сотрудничать с администрацией.
Я в СИЗО наслышан был про начальника данной зоны. Бездушный и жестокий сукин сын, которого все кликали Конем. Конев Петр Брониславович. По слухам, он, тот еще «оперативник», в первые же дни заключения вызывает к себе в кабинет и, без долгих разговоров предлагает «чистую работенку» на нарах тем самым Козлом или, стукачем. Проще говоря, делает из незнающих первоходцев подсадную утку и сажает к нужным арестантам с целью получить информацию.
– Ничего сверхъестевственного не прошу. Единственно, мне нужно знать, чем дышит твоя камера. К примеру, не готовится ли бунт, побег, а может, есть что запрещенное. Тихо майкнешь кому из администрации, пусть тому же мне, а большего и не нужно. Работой не назовешь. Да, и никто не узнает, – дородушно по-свойски подстрекает, навязывая свое видение. – Ну, что, скажешь, Макс?