Порок. Часть 2
Шрифт:
Фанатик, только успокоившись и взяв себя в руки, снова принялся за свое – задушено давясь смехом, облокотился на земляную стенку.
Что он вытворяет, другой вопрос. Вопрос который сейчас меня мало интересовал.
– А как звать твоего, брата? Я многих убил, Аббас. Может и вспомню.
Антон, не сдержавшись, подавился смехом и согнулся напополам.
– Поднять их! – на данный момент, потеряв ко мне интерес, он взмахнул рукой и с безразличием в механическом голосе отдал указания своим бойцам.
– Начинается, – прошептал и покосился на Тоху, который мгновенно подобрался и успокоился.
– Ну, удачи… чё, – не взглянув на меня, дернул башкой, а я, прищурившись, заиграл желваками и осознал, что у него своя игра.
Плевать ему. На все. Что, в плен попал к чеченцам. Что, убьют его. Что, жизнь свою молодую так глупо похерит здесь. Что, домой не вернется. Жену не встретит, не обнимет. Жизнь не проживет. Плевать на все кроме своей матушки родины, которой дело нет до него. Чем-то сейчас он мне напомнил моего отца. Такой же включенный. Такой же фанатик до мозга костей. За родину. За близких. За власть. За победу.
Полудурок. Но, брат. Храбрый. Бесстрашный. Наглый и волевой. Глупый, правда. Но, брат. К сожалению, даже, Кот, никогда не вызывал во мне по отношению к себе такого восхищения, нежели как Антон.
Нас насильно подняли наверх. Скинули лестницу и под прицелом оружия скомандовали взбираться по ней.
Хуйня-вопрос.
Стоило мне первому взобраться, как псы Хачукаева с медвежьей хваткой набросились со всех сторон на меня и, прижав к земле, приставили лезвие ножа к правому глазу.
– Кто, убил моего брата? – с акцентом яростно повторяет Аббас, расхаживая напротив меня из стороны в сторону.
– Не знаю.
В это время, таким же образом скручивали брыкающегося и скалящегося Фанатика, но, его, в отличие от меня, прижали лицом в землю.
– Где ваши базы? Местоположение мне назови!
– Не знаю, Аббас. Не ко мне.
– Я убью тебя, сука! Если, я еще раз услышу от тебя это никчемное ничего незначащее слово "не знаю", я убью тебя! – разъяренно грозит чечен, бросившись на всех парах ко мне.
– Пожалуйста, Аббас, не надо, – с долей ехидства, без страха и сомнения.
Фанатик, тотчас заржал и словесно отсалютовал мне.
– Пошли они нахуй, Дэн! – после всего не сдает, спецом называет по имени, умалчивая кликуху. – Пусть сосут наш хуй, – ржет он громогласно, хотя голос посадил.
Значит, прет его все же не по-детски. Отчетливая ненависть через кожу и все отверстия сочится ядом.
– Скажешь, Денис! Все скажешь, если жить хочешь, – хладнокровно хмыкнул чечен и кивнул своим бойцам. – Маму родную сдашь, но расколешься.
А затем, мою башку приподняли, когда Хачукаев оказался над Фанатиком. В следующее мгновение он опустился к нему и, сверкнув в сумерках двумя лезвиями ножей, жестко ударил в район горла Антона. Наносил удар за ударом, пока Тоха захлебывался, задыхался и давился своей собственной кровью, блевотиной.
Он еще не откинулся. Он не успел отключиться. Не умер, когда довольный Аббас с широкой улыбкой отрезал двумя ножами голову Антона.
– Аллаху Акбар!
Пока, я прибывал в полной прострации и подыхал от внутренней агонии, глядя на все еще функционированое обезглавленное тело, которое било конвульсией, Хачукаев за волосы поднял вверх кровавую голову Фанатика, как какой-то трофей и громко выкрикнул в небо. Боевики, тотчас хором как попугаи повторили за ним и выпустили одиночные выстрелы в пустоту.
Чердак начал протекать. И мой потерянный взгляд отчетливо об этом говорил.
– В яму обоих. Пусть посидит. Подумает, – счастливо расхохотался, Хачукаев, довольный собой и произведенным эффектом. – Оплачет товарища. Кто мы такие, чтоб не дать возможность попрощаться, – как футбольный мяч откинул он голову Антона в ту же яму и, рывком развернувшись в сторону дальнего дома, ушел.
Глава 10
В целом двое суток без воды и еды. Днем сидел под открытым обжигающим солнцем, а ночью, промокший насквозь мерз под проливным дождем на ветру. Казалось, последние мозги вытекали наружу через все имеющиеся дыры – глазницу, уши, нос, рот – который ночью широко раскрывал, чтоб поймать крупные капли дождя. Для того чтоб выжить… не откинуться раньше времени, не сойти с ума.
Сознание менялось в одной могиле с Фанатиком. Жгучая мучительная боль стискивала легкие. В голове пустота, отсутствие мыслей, вопросов, которые больше не возникали в воспаленной башке, пока затравленно стеклянным неживым взглядом пялился на мертвое обезглавленное тело Антона. В воздухе расползался плотный смрад его разложения и удавкой душил запах гнили, оставляя на собственном языке привкус окровавленного металла, превращая меня самого в труп. Но, тленное, отнюдь, не мешало сконцентрироваться на одном единственном желание выбраться отсюда.
– Чем, порадуешь меня, Дениска? – внезапно сверху раздался грубый с насмешкой и акцентом бас Хачукаева, заставив резко внутренне подобраться и спрятать в разбитом кулаке армейский жетон с дешевой хлипкой цепочкой принадлежавший Фанатику.
– Может, и порадую, Аббас, – малька помешкав, не торопился отрывать взгляд от рядом лежавшего у ног трупа и задирать на Хачукаева с его шестерками свою башку.
– Ахахахха, – вызывающе и победоносно расхохотался он. – Недолго ломался, уверенный ты наш. Все вы русские трусливые мрази. Просто нужно отыскать ваши болевые места, чтоб взять за жопу и опустить чертов. Вы, суки, всегда под нами будете лежать. Опущенные. Изгои, не имеющие никаких прав и лишенные право голоса, – веселым с призрением тоном шлифует рог, надеясь вывести меня из себя.
– У меня было много времени подумать, – запрокинул голову на него и, сквозь темень, уставился прямым взглядом в глаза Хачукаева.
Как бы там не было, и, чтобы не происходило, реагировал я без эмоций, бесстрастно, подходя к разговору с холодным разумом и жесткой логикой.
Именно, это его и настораживало. Мой твердый взгляд, отстраненность, ледяное спокойствие, манеры поведения в неприемлемых суровых условиях.
– Где, базы, Денис?
Но, неуемная жажда наживы в моменте не дает отступиться и трезво оценить вырисовывающую ситуацию. Правила игры. Мои правила, которые я беспалево навязываю ему.