Пороки и их поклонники

Устинова Татьяна Витальевна

– И что управдом?

Елена Тихоновна нашла связку, но Архипову не отдавала, держала перед собой, как приманку.

– Да ничего, как вы и предсказывали. Сказал, что раз общественный порядок не нарушается, значит, и поделать он ничего не может. А вы? Побеседовали?

– Мы побеседовали, – признался Архипов, – вы не волнуйтесь. С квартирой все будет в порядке.

– Откуда вы знаете? Она вам… пообещала?

– Ничего она не обещала. Лизавета Григорьевна оставила свою квартиру мне. А я и сам хором не пою, и другим не позволю.

– Что?!! –

вскричали оба пенсионера тем самым хором. – Вам?!

– Мне, – признался Архипов. – Я теперь полновластный хозяин. А ключи… Маше зачем-то понадобились, точно я не знаю. Вы никому их не давали?

– Конечно, нет! – воскликнула Елена Тихоновна и посмотрела на своего Гуню. Вид у нее был растерянный. – Разве можно чужие ключи… давать?!

– И не теряли?

– А почему вы спрашиваете? – поинтересовался Гаврила Романович немного дрожащим голосом. – Вы нас в чем-то подозреваете? Или пропало что-то?

“Хозяйка пропала, – подумал Архипов, – да не одна, а с братом Максом”.

– Не подозреваю, и не пропало, – галантно сказал он вслух. – Просто я воров боюсь.

– Воров? – переспросил Гаврила Романович.

– Ну да. Знаете, везде воруют!

– Воруют… – повторил несчастный пенсионер.

– У нас очень спокойный район и дом приличный, – вступила Елена Тихоновна, как будто не поверила Архипову насчет воров. – Вот только Воронья слободка, а остальные все культурные люди.

– Мы вчера к ней заходили, – как бы про себя произнес Гаврила Романович и покивал на потолок, чтобы Архипов сразу понял, что заходили к Маше, на шестой этаж, – перед прогулкой. Мы подумали, что напрасно так напали на… бедняжку, – на этом слове Гуня сконфузился, – но она была не одна. С ней был какой-то молодой юноша. Странного, очень странного вида.

– Недокормленного, – подсказал Архипов.

– Да-да! И мы… пригласили ее зайти к нам вечерком, почаевничать и поговорить, но она, знаете ли, отказалась. Сказала, что вы ее везете в какую-то адвокатскую контору по вопросу завещания и она не знает, когда вернется. Мы с Еленой Тихоновной порадовались. Мы подумали, что вы ее уговорили как-то избавиться от этой… секты. Как-то уладить. Но молодой юноша очень странного вида!

– Как раз такого, – в ухо Архипову выговорила Елена Тихоновна, повела глазами и, словно спохватившись, сунула ему связку из трех новеньких ключей.

Было видно, что супругам до смерти хочется остаться вдвоем, чтобы обсудить потрясающую новость с новым наследником квартиры, а потом побежать к Генриху Палычу с Бригиттой Феликсовной и пообсуждать с ними еще немного.

– Да, – начал Архипов, вдруг вспомнив, – на прошлой неделе Лизавета Григорьевна чуть не свалилась с лестницы. У нее голова закружилась или что-то в этом роде. Она позвонила к вашим соседям, и они отвели ее домой. Вы ничего не слышали? Пенсионеры опять переглянулись.

– Наши соседи? – уточнила Елена Тихоновна. – Гриша и Ульяша?

Ульяша – это, надо

понимать, Сергевна, супруга коммунального слесаря дяди Гриши.

– Насколько я понял – да.

– Нет, – признался Гаврила Романович, – ничего. А вы не знаете, во сколько это произошло? Дело в том, что днем мы гуляем. Часа по два, если позволяет погода.

– Точно не знаю, но ближе к вечеру. …Что-то Лизавета тогда говорила про свет? Свет на площадке не горел, вот что! Свет не горел, и она остановилась этажом ниже, где было светло, чтобы поискать в сумке ключи. Опять свет!

– Все-таки что-то происходит, – с тревогой заключила проницательная Елена Тихоновна. – Почему вы спрашиваете, слышали мы или нет?

– Я хотел попросить, если вы в ближайшее время пойдете в домоуправление, напомните им про сетки! – Архипов был очень доволен собой – вон как быстро и ловко все придумал! – Покойная Лизавета Григорьевна чуть не упала, а все потому, что сеток нет!

Пенсионеры согласно закивали. Эта проблема им близка и понятна и, как губкой, стерла все подозрения.

Архипов сунул ключи в портфель, вежливо попрощался – супруги доброжелательно покивали – и стал спускаться вниз. На первом этаже возле окна он остановился и оглянулся.

Никого не было.

В будочке Гурия Матвеевича ненатуральными голосами разговаривало какое-то радио. Архипов потоптался так и эдак и, в конце концов, установил, что Гурий Матвеевич со своего места окно не видит и, что возле него происходит, не знает.

Значит, Макс вполне мог тут влезть.

Архипов тихонько опустил на пол портфель, взялся за ручку и потряс раму. Шпингалет жалобно забренчал. Радио разорялось.

Так не открыть. Или Макс – опытный взломщик? Одно из двух – или взломщик, или окно было открыто из-за жары. Такое вполне возможно.

Архипов опустил шпингалет, прислушался и распахнул створки. Прямо перед его носом оказался плотный сиреневый куст, а дальше заросли бузины и, кажется, даже шиповника.

Значит, Макс вполне мог сидеть под этим кустом сколько угодно.

Подоконник был белый и чистый – не зря они с Леной Шумейко в прошлом году нашли тетку, которая согласилась два раза в неделю мыть подъезд. Тетка оказалась старательная и решительная – мыла не за страх, а за совесть.

Архипов провел ладонью по холодной белой краске, выглянул и посмотрел с той стороны.

У Макса была рассечена рука – сильно. Он сказал, что порезался, когда влезал в окно, но никаких следов крови не осталось. Больше того: как Архипов ни смотрел – свесившись чуть не до пояса, – он так и не высмотрел ничего, обо что можно было так сильно порезаться.

Нет. Порезался он не здесь. Зачем тогда соврал?

Владимир Петрович притворил окно, подхватил портфель и вышел из подъезда.

Удружила соседка Лизавета, ничего не скажешь! Да еще посмела потом являться ему на глаза и утверждать, что “комплекс всех энергий и все планы бытия в гармонии между собой приятной”!