Поросло травой
Шрифт:
– Родителям Толмачёва тогда было лет под пятьдесят, вряд ли они живы. Но была сестра, заканчивала восьмой или седьмой класс, - вспоминал Иван Павлович.
– Наверняка вышла замуж и сменила фамилию, - предположил Агеев.
– Нужно будет отправить запрос.
"Должно быть это странно - быть старше собственного старшего брата", - подумалось Христолюбскому. Может быть, Толмачёвы до сих пор считали Сергея живым, но отчего-то подавшемся в бега и не сообщавшем о себе ни слова. И вот теперь им придётся поставить
Но лирика лирикой, а убийство следовало раскрыть. И после стольких лет сделать это будет очень сложно - свидетели, если таковые были, давно и думать перестали о событиях тридцатилетней давности. Многое стёрлось из их памяти насовсем, многое представляется иначе, чем было на самом деле. К тому же нужно ещё отыскать этих возможных свидетелей.
– А вот тут будет посложнее, - согласился капитан.
– В ВУЗ мы, конечно, напишем. Но сомневаюсь, что они располагают хоть какими-то данными.
– В деле адреса есть, но, сам понимаешь, тоже ещё советские, - покивал Христолюбский.
Христолюбский опасался, что городской оперативник тут же возьмёт всё в свои руки и не даст ему ни малейшего шанса поставить в давнем деле последнюю точку. Однако Агеев не только не отказался от помощи, но и живо интересовался воспоминаниями Ивана Павловича о том лете.
– Ну вот, завтра можно и запросы отправить.
– А чего до завтра тянуть? Вон тебе компьютер - пиши, - Христолюбский на правах хозяина убрал с рабочего стола кружки от кофе.
– А интернет?
– Вот вы, городские, пижоны! На Луне сеть ловит, а вы всё деревню за прошлый век держите, - усмехнулся в усы Иван Павлович.
Капитан примирительно поднял руки. Ещё полчаса ушло на отправку запросов.
– Хм, - Агеев посмотрел на наручные часы.
– Когда от вас последний автобус-то?
– В восемь ушёл, - ответил Христолюбский.
– Пошли, у меня переночуешь.
Марья Сергеевна накормила ужином и устроила гостя в комнате старшего сына - дети Христолюбских давно выросли и разъехались. Агеев уснул сразу, уютно засопев. Жена перемыла посуду и отправилась к себе. А Иван Павлович смолил одну сигарету за другой - к нему вновь вернулось то неприятное чувство, что грызло его тридцать лет назад. Вот только теперь, участковый знал это наверняка, он сможет довести дело до конца и спокойно уйти на пенсию.
– О, Иван Павлович! Ну, наконец-то! Я уж измаялся вас ждать. С самого ранья здесь, - Кулагин торопливо протянул руку участковому.
– Николай, тебе заняться нечем?
– отвечая на приветствие, спросил Христолюбский.
– А чем? Это ведь такое событие! Да для нашей Окалинки - история! Я не могу ничего пропустить.
– Знакомься Степан, Николай Егорович Кулагин, учитель истории нашей школы. По совместительству краевед.
– Очень приятно!
– Кулагин протянул руку и капитану.
–
– Ты, Коля, чего хочешь-то?
– Иван Павлович отпер дверь участка.
– Подробностей!
– Кулагин потряс вынутым из кармана фотоаппаратом.
– Для истории. Ну и так, интересно.
– Про тайну следствия слышал, небось? Потом, в газетах, всё прочитаешь.
– Несерьёзно это, Иван Палыч. Мы ж столько лет знакомы, а ты... Ну хоть что-нибудь скажи, - канючил Кулагин.
– Это ж ведь тот студент, да?
– Иди, Коля, не мешай работать, - Христолюбский решительно оттёр историка от двери, пропуская Агеева внутрь.
– Про студента-то он как узнал?
– спросил Степан, включая компьютер, с молчаливого согласия хозяина кабинета.
– Это ж деревня, - пожал плечами Христолюбский.
– Один что-то услышал, второй допридумал, третий разнёс слух. Вот увидишь, скоро уже и версии станут подкидывать.
Между тем в электронной почте поджидало письмо из ректората ВУЗа, который так и не закончил Сергей Толмачёв.
– Вот это повезло!
– присвистнул Агеев.
– Знаете, кто у них там сейчас ректор? Анатолий Иванович Зарубин! Приглашает приехать.
– Бригадир? Я так и думал, что он далеко пойдёт.
За тридцать с лишним лет Толик Зарубин превратился в статного, чуть полноватого мужчину с большими залысинами и очками в тонкой позолоченной оправе. Узнать в нём бригадира стройотряда можно было с большой натяжкой.
– Вот и нашёлся Серёга, - горестно вздохнул Анатолий Иванович.
– Вы не помните, после исчезновения Толмачёва кто-то из ваших ребят не изменил настроения? Может быть, замкнулся? Или наоборот, хорохорился?
– капитан Агеев приготовился записывать.
– Тридцать лет прошло, разве такое вспомнишь?
– Зарубин почесал подбородок.
– Мы все тогда переживали, искали его.
– Да, неделю почти стройка не шла, - подтвердил Христолюбский.
– Кстати, Анатолий, про фундамент что скажешь? Его после того заливали?
– Нет, в то утро как раз. Я ребят, помню, поставил на работу, а сам к вам. Они к обеду и закончили. Кто ж мог знать-то, что там...
Зарубин замолчал на полуслове. Его не торопили - память вещь непредсказуемая, вдруг что-то ещё вспомнит.
– А ведь после того, как Толмачёв пропал, у нас красть перестали, - выдал ректор.
Иван Павлович и сам тут же припомнил, что после пропажи студента никто больше не приходил с жалобами. Как отрезало.
– Ну не могли же его за червонец убить?
– Зарубин переводил взгляд с одного полицейского на другого.
– А кроме краж, были у вас ещё конфликты в бригаде?
– Агеев черкнул что-то в блокноте.
– Вроде нет, не помню. У меня тогда забот было выше крыши. Вам бы с ребятами поговорить.