Поросло травой
Шрифт:
– Какие фотографии? Не видишь - компьютер водой залило, теперь непонятно, когда мы в ту почту посмотрим.
– Да хоть сейчас, - сказал, вылезая из-под стола Агеев.
– Доброе утро, Николай Егорович!
– Доброе!
– отозвался историк.
– А как это вы посмотрите?
– Легко, - Агеев продемонстрировал смартфон.
– Двадцать первый век, всё-таки. А вы что-то принарядились. Свидание?
– Какой там, - отмахнулся Кулагин.
– В отпуске я со вчерашнего дня. Вот собираюсь к приятелю поехать на Алтай. Давно звал, да всё
– Ты чего молчал-то?
– Иван Павлович забыл об учителе, едва тот переступил порог кабинета.
– Я думал, придётся к племяннику идти. А у тебя всё под рукой!
Агеев улыбнулся и принялся нажимать на экран гаджета, входя в почтовый ящик. Не отрываясь от занятия, капитан медленно произнёс:
– А вода-то не дождевая, Иван Павлович.
– В смысле?
– Скорее всего из чайника она. Дождь был почти отвесный, я посмотрел на стены - до подоконника не достаёт. Сам подоконник сухой. Как в таком случае мог пострадать системный блок? Опять же на столе бумаги сухие, а под столом затёртая грязь.
– Хочешь сказать, ночью кто-то сюда пробрался и сознательно испортил технику?
– Христолюбский был настроен скептически.
– Угу, - кивнул Агеев.
– Кто очень не хочет, чтобы мы продвинулись в расследовании. Кто очень-очень этого не хочет. Я Сан Санычу уже написал, чтобы он сюда приехал. Пусть отпечатки поищет, следы какие-нибудь.
Иван Павлович чувствовал себя обманутым - никогда прежде ему ни с чем подобным не доводилось сталкиваться. Чтобы преступник шёл впереди на два шага, предугадывал их дальнейшие действия и, чего уж скрывать, у него хорошо получалось.
– Идёмте, фотки смотреть, - позвал капитан, открывая галерею.
Бывшие стройотрядовцы откликнулись почти все. Большую часть прислал Зарубин. Молодые ребята, запечатлённые на снимках, улыбались, позировали с кирпичами, мастерками и лопатами. Они же вовсю плясали на деревенской дискотеке. Были и портретные снимки, и групповые, и явно постановочные, и рабочие - такие, к каким никто не готовился.
– Ничего себе, я думал тогда только чёрно-белые были, - внимательно изучая кадры, сказал капитан Агеев, искренне удивляясь.
– Ага, и динозавры бегали за мамонтами, - отозвался Иван Павлович, нацепив очки.
– Кулагин на фотографиях тогда уже помешанный был. Все новинки у него были. Марку держал.
– Посмотрите, это не та самая рубашка?
– Степан уже перелистывал фотографию, когда заметил в углу кадра проходящую мимо стройки девушку.
– Ну-ка, ну-ка, - Христолюбский взял смартфон и поднёс его чуть ли не к носу.
– Вот так будет удобнее, - Агеев двумя пальцами увеличил фото, вызвав одобрительно-удивлённый возглас участкового.
– Настька! Точно Настька Косанова! Ну тогда ещё Мурзина. Ты что, такая красавица была, пол-деревни за ней бегало. А уж Колька со своим фотоаппаратом прохода ей не давал. Звал её своей музой, представляешь?
Ещё секунду Христолюбский улыбался своим воспоминаниям. Но его взгляд встретился с серьёзным взглядом капитана.
– Нет, - помотал головой Иван Павлович.
– Да быть такого не может. Чтобы Колька...
– В каком платье была Марья Сергеевна на первом свидании?
– В платье, - фыркнул Христолюбский.
– Джинсы-клёш на ней были и футболка.
– Значит, вы помните, а профессиональный, чего уж там, фотограф не помнит про рубашку своей музы? Да ладно! Погнали!
Дома они Кулагина не нашли. На веранде стоял собранный чемодан. Закрытые ставни однозначно говорили, что хозяин собирается надолго покинуть жилище.
– Ну и где его искать?
– Агеев чуть запыхался, он только что обежал ещё раз дом, все пристройки и слазил на чердак по приставной лестнице.
– Давай рассуждать логически, - предложил Христолюбский, которого слегка потряхивало от нервов.
– Кулагин избавился от Фомина, чтобы он нам его не выдал. Уж не знаю, каким образом эти двое связаны, но закапывали Толмачёва вместе. Потом он не дал нам фотографии и специально не узнавал Настькину рубашку. А теперь он знает, что нам пришли снимки и мы их всё равно увидим. Ты бы на его месте что делал? Когти драл без вещей?
– Я бы Настьку эту пристукнул. Она свидетель убийства, иначе бы её одежда не была стиснута в кулаке трупа. Она опасный свидетель.
Дом Косановой стоял на другой стороне улицы. Не садясь в машину, полицейские бегом помчались туда. Гаврош - огромный беспородный кобель - рвался с цепи. Казалось ещё чуть-чуть и кольцо выскользнет из крепления.
– Тихо!
– приказал Христолюбский собаке.
Агеев вынул пистолет из кобуры и прыжками одолел пять ступенек, ведущих к дому. Прижавшись к дверям, Степан ловил каждый звук. В лае Гавроша зазвучали плаксивые нотки подскуливания.
– Давай!
– Иван Павлович распахнул дверь, пропуская молодого коллегу.
– Пусто!
– Агеев заглянул в кухню, расположенную ближе всего к выходу.
На полу раскатились продукты из лежащего тут же пакета. Христолюбский лишь мельком заглянул и прошёл дальше. В трёх комнатах и пристроенной с обратной стороны дома застеклённой веранды было пусто. Кое-где валялись перевёрнутые стулья, сброшенные с дивана подушки.
– Я осмотрюсь снаружи, - Агеев побежал к выходу.
– Неужели Настька с Колькой в бега подалась?
– Христолюбский взялся за сердце, в боку нещадно закололо.
Под их ногами что-то упало и разбилось. Послышалась отчаянная возня. Иван Павлович тут же забыл про болячку. Участковый схватил край и без того задранного паласа и рывком отвернул его почти до середины комнаты.
– Люк!
– Степан подскочил и столь же резко откинул крышку подпола.
Кулагин с совершенно обезумевшими глазами прижимал к себе брыкающуюся женщину. Под их ногами поблёскивали осколки трёхлитровой банки. Маринованные помидоры превратились в малоаппетитные лепёшки.
– Отпусти её и медленно вылезай!
– Степан навёл на Кулагина пистолет.