Поросло травой
Шрифт:
Фомина Иван Павлович помнил. Красивый был парень, спортсмен-физкультурник. Высокий, широченные плечи. Балагурил всё время, легко сходился с людьми. Девчонки на него заглядывались. Учился неплохо. В общем, вся жизнь впереди... С Толмачёвым у Фомина открытого конфликта, вроде бы, не было.
Пётр Аркадьевич Фомин проживал в родительской квартире, на первом этаже хрущёвки. Судя по цвету, занавески тоже остались от родителей и ни разу после этого не стирались.
– На работу он не вышел, - председатель ТСЖ, вытирал потный лоб.
–
– Агеев морщился.
Удача от того, что Фомин жил в райцентре, сменилась наглухо запертой дверью в нужную квартиру. По месту работы дворник Фомин тоже не появился. Не мог же он каким-то сверхъестественным чутьём понять, что полиция придёт именно сегодняшним утром, и отправиться в бега?
– Так он запойный, - оправдывался председатель.
– Может и сейчас у дружков своих. Проспится и явится.
– У него свет горит и телевизор работает.
– Так, наверное, выключить забыл и загулял.
– Короче, - отрезал капитан, - слесарь у вас на месте? Вместе с ним жду вас у квартиры Фомина через пять минут.
Христолюбский остался караулить в подъезде. Ему крайне не нравилась ситуация. Да и сердце что-то с самого утра ныло. То ли сказывалась установившаяся жара, то ли волнение. Через полчаса они входили во вскрытую квартиру. В нос ударил запах пота, сигаретных окурков, протухшей еды и чего-то вообще неопределимого. Понятые и слесарь топтались на пороге.
– Он здесь, - позвал Иван Павлович.
– Стёпа, звони своим, пусть шлют бригаду.
Пётр Аркадьевич Фомин нашёлся за кухонным столом. Мужчина полулежал на столе, посреди расстеленной газеты, где красовались вскрытые "бычки в томате", гранённый стакан и початая бутылка водки. На полу рассыпались окурки, тяжёлая советская пепельница треснула пополам и лежала посреди немытого кухонного пола.
Хозяин смотрел на гостей мутным мёртвым взглядом.
– Иван Палыч, смотрите, что нашёл, - позвал из комнаты Агеев.
На журнальном столе, полировку на котором заменяли жирные пятна, лежал одинокий листок из обычной школьной тетради.
– "Начальнику ГОВД, от Фомина П. А." - прочитал Христолюбский, не поднимая листка.
– "Чистосердечное признание. Я закопал Сергея Толмачёва"...
– Что скажите? Наш клиент.
– Ну тут явное отравление, - констатировал Сан Саныч.
– Точно скажу чем гражданин отравился после экспертизы.
– А вот этот стакан ещё упакуйте, - попросил Христолюбский, показывая на мойку.
– Он же чистый, - удивился Агеев.
– То есть тебя не удивляет, что в этом свинарнике нашёлся единственный чистый стакан? И тетрадь, откуда вырван лист с признанием, я что-то не вижу.
– Думаете, подбросили? Так почерк-то совпадает, - Агеев поднял криво-косо разгаданный кроссворд.
– У Фомина буквы влево клонятся.
– Может, писал и он. Но ты мне скажи, фамилия вашего начальника какая?
– Гаврилов, - ответил вместо Агеева слесарь.
– Он в соседнем доме живёт. Нормальный
– Именно, - кивнул капитан.
– Фомин точно его знал, чего фамилию не написал?
– Из личной неприязни, - парировал Агеев.
– Маялся-маялся человек тридцать лет, что по молодости убил человека. А тут узнал, что тело откопали - и нервы не выдержали.
– Откуда узнал?
– Ну мало ли. Дворники обычно самые информированные.
– Стёпа, ты бы не горячился, а слушал старших товарищей, - вмешался в спор Сан Саныч.
– Двери не вскрывались, целостность замка не нарушена. А вот ключи я нашёл между рамами кухонного окна.
– И что? Он же пьяный был, закрыл дверь и бросил ключи, где захотел.
– Не спорю, прецеденты были, но на экспертизу я их всё равно заберу. И кстати, вот посмотри.
Эксперт вынул свой телефон и нашёл в галерее нужное изображение. На лабораторном столе лежала расправленная тряпочка. Белый некогда фон и яркие цветы.
– Скорее всего, это часть рубашки или блузки. Видишь, вот здесь, это место, где была пришита пуговица. Характерное повреждение.
– Скиньте мне, - попросил Агеев.
– Иван Павлович, вам ни о чём этот лоскут не говорит?
– Нет, но я знаю, где надо поискать.
– Понимаешь, года как раз с 80го, про Окалинку можно рассказать всё. Буквально. Кулагин, - объяснял Иван Павлович, пока полицейские возвращались в деревню.
– Ему тогда отец первый фотоаппарат купил - и понеслась душа в рай! Колька ещё тогда решил поступать в педагогический. И создавал архив деревенской жизни. Все свадьбы, все похороны, все дни рождения и так всякое - всё снимал. У него этих альбомов, как в госхране каком-нибудь. Все подписаны, пронумерованы.
– Значит, мы там точно найдём ту рубашку!
– Именно!
– Только вот я думаю, если честно, что без Зарубина дело не обошлось, - через какое-то время сказал Агеев.
– Почему?
– По моему опыту, - назидательным тоном произнёс Степан, - кто раньше всех панику поднимает, у того не то, что рыльце, а весь хребёт в пушку. Убили они с Фоминым Толмачёва, закопали-утрамбовали, опалубку на место поставили. Потом Зарубин к вам, чтобы бучу поднять, ведь всё равно поднимать бы пришлось. И пока вы по Окалинке своей бегали, искали студента, тот же Зарубин выдал распоряжение заливать фундамент. Чтобы наверняка скрыть все возможные следы. Скажите, неправдоподобная версия?
– Правдоподобная, - кивнул Христолюбский.
– Вот! И про Фомина он мог нарочно сказать, что не видел и не общался. А как только мы от него ушли, так сразу к Фомину. Там ехать-то с полчаса. Времени, чтобы подельника на тот свет спровадить - уйма!
– Так позвони своим, пусть проверят Зарубина на счёт алиби. Авось, к вечеру со всем и покончим. А завтра суббота. Удочки возьмём, я тебе наши рыбные места покажу.
– То есть как это нету у тебя таких фотографий?
– Иван Павлович опешил.