Порождения ехиднины
Шрифт:
Портрет нехорош. Нет, для фоторобота это просто блеск, да и не фоторобот это, полицейский художник работал, вон, мазки кисти видны. Портрет со слов, очень достойный портрет со слов, и поэтому на него не хочется смотреть прямо, только искоса, не глаза в глаза. Так. Вот этот человек и "черный автомобиль c кузовом типа sedАn 10-12-летней давности...", и то, что портрет один, и то, что о группе или хотя бы помощниках нет ни слова, нет о похитителе вообще ни слова, все это значит что? Все это ни на что не похоже, вот что.
– Что у нас?
– спрашивает Дарио, вываливаясь во все еще темную ночь. Как командир их достал из кошелки, он не спрашивает.
– У нас вот что. Человек, с которым ушел мальчик.
Смотрит. Увеличивает.
– Это не... Они сами не знают, кто это.
– В точку. Звонить им, может, и звонили. И ответственность могли взять. Поиграть кто-то мог, даже из наших же. Или провокация. Но они не знают, кто.
Дарио пускает телефон по кругу. Человека с портрета можно узнать, если встретишь. Если он - такой - существует в природе, а не кто-то наврал как очевидец с богатым зрительным воображением. Где делалась картинка, с чьих слов, когда - информация отсутствует. Видимо, Деметрио скинули типовой комплект для патрульных и прочих сил, без подробностей и деталей. Ищите себе иголку в стоге сена, не догоните - так согреетесь, но вы под нашим крылом. Вот смысл послания Васкеса. Что ж. Не так плохо, как могло бы быть, не так хорошо, как надо.
– Я его никогда не видел, - говорит Альфонсо. С 99% вероятностью - не ошибается. Зрительная память у него идеальная, а вот воображения никакого. Даже не дорисовывает привычное или нужное. Очередное "бабушка научила". Судя по рассказам об этой бабушке, нам давно пора ее взять к себе.
Значит, либо давно "зарытый" здесь кем-то чужак, если предположительный срок иммиграции и вправду от 5 до 7 лет, либо просто-напросто человек, бесконечно удаленный в своей жизни от подполья и теневого бизнеса. Наемный специалист, приехавший уже после воцарения Сфорца, например. Смешнее всего, если мелкий корпорант.
– Мы неправильно строили поиск, - думает вслух Дарио.
– Нам нужна не группа, а крот. Максимум - два крота.
Он прав. Не постоянная активность, пусть и мелкая. А разовая. На одну операцию. С одной стороны, много тяжелее искать. А с другой... а с другой, самые неприятные районы для такого не подходят. Да, в "сером" или "винегретном" квартале можно хоть жену убить топором, хоть "снятого" паренька притащить домой и разделать под наркотиком... и не такое там случается, но об этом будет знать каждая собака - и каждая третья собака стукнет о том в течение суток. И человек с таким лицом в этих районах будет чужаком.
Такого человека с его седаном не то что не пустят - но переночевать ему, не оставив следов, уже не удастся. Весь квартал будет знать все. Что ел, что пил, чем платил, сколько раз на двор выходил, кому что сказал, куда уехал, с кем, когда... такое описание составят, что слепой заплывший жиром сыщик-пенсионер возьмет одной левой. Если этот, с портрета, здесь не первый год, то он все это представляет и не сунется, особенно с украденным мальчишкой в багажнике или на веревке. Потому что у ребенка Антонио да Монтефельтро, корпоранта из корпорантов, нет никакого повода отправляться по своей воле с каким-то полуместным типом приличного вида. Разве что как в сериале: "Антонио, я твой отец!". Но непохож. Кто у мальчишки отец - не только в метрике написано, по всей физиономии белилами отмечено. Не перепутаешь.
– Значит, где-то есть кротовая нора.
И не в рабочих кварталах, и не в районах почище, где все тоже очень внимательны -
– Приморские поселки. Простреливаемая зона. Плывун, - заключает Деметрио.
Лет двадцать назад на берегу понастроили всякого. Приманивали туристов. Потом опять началась стрельба. Не снесенного старья там - много. А горожане привыкли за эти годы выбираться к морю. Движение постоянное и местные не так внимательны. Там можно. На тех улицах, что простреливаются с холмов, люди предпочитают не селиться. До сих пор. Там тоже можно. Группа там будет видна как на ладони, а вот одному или двоим - хорошо. И коттеджи на плывуне, та же проблема.
Значит, проверяем. Осторожно, неспешно, все три точки по очереди. Внимательно проверяем на малейшие следы присутствия, и если что - теперь можно в очередной раз разбудить Васкеса, чего стесняться, по голосу слышно: человек давит тюфяк в гордом одиночестве, и звать экспертов. Потому что бывшая стоянка - почти такая же полезная находка, как сам сеньор Иностранец. Опытному археологу скажет больше, чем покойному Эскалере - какой-нибудь пойманный шпион.
Но лучше все-таки найти мальчишку, сеньора Иностранца и лежку. Взять всех, повязать на месте, вот тогда и отбить сообщение Васкесу. И вызвать журналистов. И оставить сообщение - кто тут общий благодетель. И посулить все мыслимые прижизненные неприятности тому негодяю, что вздумал клепать на Бригады и их методы. Будем мы там вести переговоры или нет, а делать это удобнее, будучи ангелом в перьях, а не чертом с копытом. И уж точно не разменной монетой.
Деметрио хмыкает.
А Ренн пусть пока сидит под замком. Еды и воды ему хватит, водки - тем более, так что проведет сутки в вынужденном безделье. А то совсем человек заработался, лишних десять монет отстегнуть - уже драма. Отдых, обязательно отдых - и все как рукой снимет.
Доктор К. Камински, ведущий криминолог Полицейского управления Флориды
16 декабря 1886 года, Флореста, Терранова
Вибрация гарнитуры отдается в зубах, что совершенно неудивительно, если ее носитель уперся подбородком тебе в макушку.
Первое осознаваемое ощущение - странный и совершенно непривычный уют. Не тревожная темнота, не раздражающий свет, а теплый темно-красный полумрак фотолаборатории доцифровых времен. Такой абажур ночника - это гениальная идея, это просто великолепная идея. Украсть обязательно. Высыпаешься совершенно непривычным образом. Второе условие уюта воспроизвести несколько сложнее, потому что оно состоит в крупном теплом организме, прикрывающем спину, и вписавшемся, приросшем, как раковина к мускулу моллюска. Стенка дивана и тушка напарника образуют идеальный кокон, оставляя достаточно щелей для дыхания и подавления клаустрофобии.
– Да. Зачем? Что значит "не знаю"? Ладно, хорошо. Спасибо, что сообщил. Все в порядке. Извините...
– это уже в адрес Кейс.
– Наш поросенок...
Поросенок - это Алваро Васкес, прекрасный подиумной красой юноша, выполняющий неопределенные функции при Сфорца.
– Экипаж разбужен капибарами, - усмехается Кейс.
– Судя по эффектам, стадом капибар, - крупный теплый организм умудряется говорить, практически не двигаясь.
– Нет, основные последствия были не здесь. Представьте, нашему молодому человеку позвонил из полицейского участка бывший коллега по Черным Бригадам и сказал, что занимается нашим делом. А его задержали.