Порт-Артур. Том 2

Степанов Александр Николаевич

Прямо из-под Высокой Борейко пришел в больницу навестить своего друга. Заросший щетиной, похудевший, с красными от бессонницы глазами, он ввалился в палату.

– Здорово, Сережа! Высокая-то – тю-тю! Сдали японцам, – с места объявил он. – Счастлив ты, что ранен. Доживешь до сдачи.

– Ты помирать, что ль, собрался? – удивился Звонарев.

– Во всяком случае в плен не сдамся, – серьезно проговорил Борейко

Поручик подробно рассказал все перипетии борьбы за Высокую.

– Едва сегодня рассвело, как японцы начали пристреливаться к нашим судам

в гавани. Приподнимись и полюбуйся на наших моряков. Им грозит затопление в артурской луже, а они и в ус не дуют, даже не пытаются выйти в море, – возмущался поручик.

Звонарев приподнялся на постели и увидел, как огромные фонтаны воды то и дело вздымались около броненосцев, стоявших у самого берега под горой Перепелкой. Особенно много падало снарядов рядом с броненосцем «Полтавой». Вдруг над его кормой взвился столб черного, а потом бурого дыма. Корабле окутался паром. Когда пар рассеялся, Звонарев увидел, что «Полтава» до верхней палубы погрузилась в воду и накренилась набок.

За «Полтавой» к концу дня был потоплен «Ретвизан». Объятый пламенем, он тоже сел на грунт, но у него даже батарейная палуба осталась над водой. Только сильный крен на левый борт мешал действиям артиллерии. Бомбардировка судов продолжалась до глубокой темноты.

Днем ненадолго зашел к Звонареву Белый. Он был сильно утомлен и нервничал.

– Моряки ведут себя преступно. Вместо обстрела вершины Высокой двенадцатидюймовыми орудиями они покорно ждут, когда настанет их черед затонуть в нашей луже, – теребил он свои длинные усы. – Никогда не ожидал, что адмиралы и командиры броненосцев окажутся такими растяпами.

– Наши-то крепостные батареи обстреливают Высокую? – справился Звонарев.

– Мы должны экономить снаряды. Я посылал Азарова к Вирену с просьбой обстрелять Высокую, но адмирал ранен, и вообще выяснить не удалось, кто сейчас командует эскадрой, – сердито говорил Белый.

В следующие три дня японцы продолжали так же методически расстреливать суда русской эскадры. Один за другим были потоплены броненосцы «Победа», «Пересвет», крейсер «Баян», «Паллада» и канонерка «Гиляк».

Стессель нервно ходил по своему кабинету. Его возмущала полная бездеятельность моряков при обстреле и затоплении судов в порту.

– Не сделать ни одного выстрела по Высокой, где расположены наблюдательные пункты осадных батарей! Не оказать ни малейшего сопротивления японцам! Это не только трусость, это прямая измена русскому делу, – кипятился генерал.

– Вызвал бы ты к себе, Анатолий Михайлович, самотопов и устроил им хорошую головомойку, – предложил Никитин. – Хотя я и обещал поставить Николе-угоднику рублевую свечку, когда утонет наша последняя калоша, но все-таки бесславно вести себя непозволительно даже морякам. Ведь на судах имеются еще нужные нам снаряды, продовольствие, уголь, медикаменты и много других необходимых вещей.

– Они заняты спасением собственных шкур, бегут с кораблей вместе с крысами, спасая личные вещи, а о крепости не думают. Я послал Вирену приглашение прибыть ко мне по делам службы

и получил ответ, что у него, видите ли, ножка болит и поэтому он не может прийти. Григорович занят спасением гибнущих СУДОВ. Это на дачных-то местах…

– С ним, наверно, и эта потаскушка из «Варьете – Лолка, – вмешалась Вера Алексеевна. – Я уже приказала полиции схватить ее на улице и отправить в портомойную. Пусть там помозолит свои белые ручки.

Вошедший полковник Рейс подал Стесселю телефонограмму с приглашением на заседание адмиралов.

– Я, конечно, туда не поеду, а попрошу отправиться вас, Виктор Александрович, – решил генерал-адъютант.

– Пошли еще нашего сухопутного адмирала Белого, – предложил Никитин.

– Почему вы так отзываетесь о Василии Федоровиче? Он человек, достойный уважения, – вступилась генеральша.

– Душа у него самотопская, водки не пьет и с моряками дружит.

– Я тоже водку не употребляю, – заметил Стессель.

– Ты, дружок, сидишь под очаровательным башмачком матушки Веры Алексеевны, а то давно бы спился округа, вроде меня.

Вечером того же дня на даче у Григоровича собрались все флагманы и командиры судов первого ранга. Ожидали только представителей сухопутного командования. Появление Белого было встречено тепло. Адмирал поспешил ему навстречу, расточая комплименты. Зато Рейса моряки приняли сдержанно и сухо.

Началось обсуждение, что предпринять для спасения судов. Командиры броненосцев и крейсера в один голос говорили, что наиболее рационально – заголить корабли в гавани.

– После войны они легко могут быть подняты, – уверял собрание Вирен.

– Кем, русскими или японцами? – спросил Рейс.

– Падение Артура мы считаем невероятным. К нам идет эскадра Рожественского. Через месяц, самое большее полтора, она появится здесь. Тогда морская блокада будет прорвана и нам подвезут с моря продовольствие и боеприпасы, – ответил Григорович.

– Генерал-адъютант Стессель потому и прислал меня сюда, чтобы предупредить ваши превосходительства о необходимости учесть и факт возможности взятия крепости японцами, – ответил полковник.

– Хотя я и не разделяю опасений генерал-адъютанта, но все же считаю, что суда необходимо вывести на внешний рейд, а не ждать, когда их перетопят японцы. Помоему, бездействие наших кораблей является просто позорным, – пылко проговорил Эссен.

– Но вы-то сами, Николай Оттович, также не сделали ни одного выстрела по Высокой, – упрекнул Вирен.

– Я так замаскировал свой броненосец портовыми кранами и другими судами, что японцы меня не нашли. Открыв огонь, я немедленно бы обнаружил себя.

– Что же вы хотите делать со своим кораблем?

– Перейти в бухту Белого Волка и оттуда попытаться пойти на прорыв в нейтральный порт или навстречу адмиралу Рожественскому.

– Но вернет ли вам крепость орудия и команду?

– Могу заверить, что любой корабль, который будет назначен к прорыву, получит от крепости то и другое, – проговорил Рейс.